У дверей Селии я остановился. Изнутри доносились тихие жалобные звуки, сначала я принял их за плач, но потом догадался, что скулит спаниель. Эх, Минетта, Минетта, подумал я. Мне тоскливо без моей собачки. Тебя похоронили в парке, и маралы щиплют травку на твоей могилке… Однако жалеть себя времени не было, и я решительно и уверенно постучал в дверь (левой рукой — в правой я по-прежнему чувствовал колючую и ноющую боль) и стал ждать.
Через минуту-другую незнакомый голос с иностранным акцентом, явно принадлежавший Софии, сердито спросил:
— Кто там?
— Сэр Роберт, — ответил я. — Мне нужно поговорить с леди Меривел.
Собака скреблась под дверью. Похоже, перед тем как ответить, служанка грубо отшвырнула ее.
— Хозяйка спит. Пожалуйста, уйдите.
— Никуда я не уйду, — сказал я. — Разбудите мою жену. Я должен сказать ей нечто важное.
— Ну уж, нет, — прошипела София. — Говорю вам, она спит.
— Выспится позже. Мне нужно немедленно с ней поговорить.
Я чуть не прибавил, что в настоящий момент испытываю к Селии глубокое сострадание, однако, учитывая человеческую природу, трудно гарантировать, что спустя какое-то время чувства мои не изменятся, но тут дверь открылась. Передо мной стояла служанка в ночной рубашке и кружевном чепце. Теперь я видел, что у нее нездоровая, желтая кожа, а на верхней губе густая поросль. Я подумал, что она, должно быть, португалка из многочисленной женской свиты, сопровождавшей в морском путешествии в Англию Екатерину Браганса,[38] многие остались служить своей возлюбленной королеве и на чужбине. Остряки из Уайтхолла называли их презрительно «юбочницами»: под широченными юбками они скрывали короткие толстые ноги.
Не обращая внимания на Софию, взгляд которой выражал крайнюю степень отвращения, я вошел в комнату. Ничего, «юбочница», скоро тебя здесь не будет, мысленно пообещал я. Все-таки я здесь хозяин.
Впрочем, не скрою, что в последующей за этим сцене (я сознательно употребляю слово «сцена», хотя навязшее в зубах представление о моей жизни после свадьбы как о фарсе не кажется мне достаточно убедительным) я продемонстрировал вопиющую неспособность быть хозяином положения и вынес ужасные оскорбления и ругательства. Вот как это произошло.
Как оказалось, Селия вовсе не находилась в постели («юбочница» солгала), а сидела, полностью одетая — снова в черное, — на диване у окна, облокотившись на оранжевые и зеленые подушки. Она смотрела в окно, встречая унылый рассвет.
Я спросил, хорошо ли она почивала, на это Селия ответила, что не сомкнула глаз, Да и как можно заснуть в такой ужасной комнате — ничего более вульгарного, безвкусного и аляповатого она в жизни не видела. Трудно представить человека, который чувствовал бы себя здесь хорошо. Кроме меня, разумеется.
