— Виктог, ты как? А мы уже все! Поехали? Купаться, а?
— Конечно, поедем! Спасибо вам, товарищ полковник, за помощь. — Поблагодарил я начальника военного госпиталя N 1910. — Теперь – живем!
Действительно – три летчика, плюс командир звена, а он у меня есть, — это полноценное звено получается! И ребята, вроде, ничего – Коптеев, Криулин и… Кулагин.
Вот, черт! Они у меня все на букву "К" получаются! Интересно… Слушай! А поставлю я к ним командиром Сашку Кузьмичева! Вот будет звено – "Четыре К". Или так – "4К".
"ЧеКа" получается. Вот и хорошо! Пусть с революционной беспощадностью карают фашистскую гадину. Я, довольный сделанной работой, глубоко вздохнул.
— Ребята! На выход! — толпа потянулась во двор.
— А вас, товарищ капитан, я попрошу остаться… — обратил я смеющиеся глаза на местного контрразведчика. Ну, не мог я удержаться от этой фразы! Не мог!
— Слушай, капитан… А не надоело тебе ошиваться в госпитале? Эмблемы на погонах сменить не хочешь, а? Давай поговорим…
Громко орущий от восторга подполковник Симонов, в длинноватых для того, что бы называться плавками, красных трусах, пронесся по берегу и с ударом бегемота, прыгнувшего в воду с трамплина, рухнул в реку. Москва-река возмущенно качнулась в своих берегах. Вопль захлебнулся счастливым бульканьем и фырчанием.
— Купание красного коня. Петров-Водкин. Конь – это Константин, а где же водка? — довольным, расслабленным голосом проговорил я.
Хлопочущий у расстеленной под деревом скатерти Базиль поднял сумку и с улыбкой звякнул бутылочным стеклом.
— Водка есть – празднику быть! — мудро заметил я и гаркнул – Всем купаться!
Из-за машины вышла Серова в закрытом темно-синем купальнике. Тоже, скажу я вам, не бикини… Но – красиво! Все – и форма и содержание.
С трудом отведя глаза от красивого женского тела, я хлопнул резинкой своих "семейников" и нырнул с разбега. Трусы едва не снесло водой. Хорош бы я был! С голой-то задницей! Растыка…
Вынырнув в очередной раз, я услышал: "Эй! Водоплавающие! Все к столу!" Мы полезли на берег. Базиль, не желая скакать перед предметом обожания без порток, был полностью обмундирован и готов к строевому смотру. Купаться он, естественно, не полез.
Валентина кинула нам с Симоновым большую простыню и снова скрылась за машиной. Вытирая голову, я продолжал говорить…
— …так вот, Костя! Ничего ты не однобокий литератор. Армия – это огромный пласт не только армейской, но и народной жизни, это непаханое поле для советской литературы! И очень хорошо, что у нее, у этой литературы… — я попрыгал на одной ноге, пытаясь выгнать из уха воду, — …есть… ух, все кажется… есть такой писатель, как Константин, сам понимаешь, Симонов! Ты еще напишешь свою главную книгу, Костя! Да такую, что все обзавидуются! Как Толстой – "Война и мир"… а у тебя будет… бр-р-р! Хорошо!…а у тебя будут – "Живые и мертвые", скажем. Кино по ней будут снимать, в школах изучать будут!
