Ба обняла плачущую маму:
— Не плакай, Надя, я тебе свяжу точно такую же помаду, — засюсюкала она, и мама рассмеялась сквозь слезы. Решительно невозможно долго горевать, когда Ба тебя обнимает. Категорически невозможно!
— Ну зачем, ну зачем ты изрисовала стену?! — отчитывала потом Ба Гаечку. — Всю помаду извела!
— Я сначала поставила на стене точечку, испугалась и убрала помаду в карман, — оправдывалась сестра, — а когда ты про гномика сказала, ну, про того, который у тебя в зивоте сидит и говорит «кулдумп», я побезала исправлять мой набедокурил. И нарисовала много картинок, чтобы вы не увидели точечку!
Ба всплеснула руками:
— Зубодробительная логика!
Гаянэ зарделась:
— Ба, скази, я умная? Скази? Как мой папа.
— Молодец твой отец, на полу спал — не упал, — хмыкнула Ба.
* * *
— Нарк, ничего ты в женщинах не понимаешь, — спустя несколько дней отчитывала меня Манька. — Вот смотри, мы с тобой девочки? Девочки, грю? Чего молчишь, как будто воды в рот набрала? Девочки мы или кто?
Мы лежали на ковре в гостиной Маниного дома и листали книгу Памэлы Тревис. За окном лил дождь, и грохотали поздние июньские грозы.
Манюня очень боялась молний и обязательно затыкала себе уши затычками, чтобы приглушить перекаты грозы. Вот и сейчас, лежа пузом на ковре, она остервенело листала книгу, переругивалась со мной, а из ушей у нее воинственно торчали большие куски ваты.
Мы недавно прочли, да что там прочли, проглотили книгу о волшебнице-няне и были по уши в нее влюблены.
— До чего же повезло Майклу и Джейн Бэнкс, — кручинилась я. — Вот бы нам такую прекрасную няню!
— Нам не повезло дважды. Раз — что мы не родились в Англии, — Манька согнула указательным пальцем правой руки мизинец левой, — и два — что мы не Бэнкс. — Она согнула безымянный палец и потрясла у меня перед носом рукой: — Видела?
— Видела, — вздохнула я. — А повезло бы нам родиться в Англии в семье Бэнкс — и была бы у нас молоденькая няня-волшебница… Она летала бы на зонтике и статуи оживляла.
— А с чего ты взяла, что она молоденькая? — удивилась Маня. — Да она совсем взрослая тетечка!
И мы начали спорить о возрасте Мэри Поппинс. Я утверждала, что она молоденькая, а Маня говорила, что чуть ли не пенсионерка.
Ба вполуха прислушивалась к нашей перебранке, но не вмешивалась — считала петли и боялась сбиться со счета.
— Так! Мы с тобой девочки? — повторила Манька свой вопрос.
— Девочки, конечно, — промямлила я.
— Вот! Мы девочки. А твоя двоюродная сестра Алена уже девушка. Потому что ей семнадцать, и она уже совсем взрослая. А преподавательница по игре на фортепиано Инесса Павловна уже почти дряхлая старушка, потому что ей сорок два года! Ты понимаешь это своей дурьей башкой?
