— Не хочу, — обиделась я, — она грязная!
— Я ее снегом протерла, — успокоила меня Каринка.
— И вообще, — ныла я, — ногам холодно.
— Ну потерпи чуток, скоро Ба вернется. — И сестра забила мне рот грязной морковкой.
Я вонзилась зубами в морковь и встала, как вкопанная. Манька выскочила из дома со скатертью и на миг замерла на месте.
— Красотааа!!! — выдохнула она.
— М-м-м, — пожаловалась я.
Но Маня не стала обращать внимания на мое скорбное мычание, накинула мне на плечи скатерть и пришпилила ее сзади бельевой прищепкой. Расправила края так, чтобы скатерть прикрывала пальто. Потом водрузила мне на голову красную эмалированную кастрюлю. Они с сестрой придирчиво оглядели меня.
— Не очень, — покачали они головами, — лицо у нее синее, а надо, чтобы белое, как у настоящего снеговика.
— Снегом залепить? — предложила Манька.
— Нет! — выплюнула я морковь. — А как я дышать буду? А лицо синее, потому что мне холодно! И вообще, давайте морковку в самом конце приладим, а то мне челюсти сводит.
— Ладно, — смилостивились девочки.
— Я придумала! — запрыгала Манька. — Нужно Наркино лицо присыпкой обсыпать!
Сказано-сделано. Девочки притащили тальк, густо обсыпали мне лицо, водрузили на голову кастрюлю и всучили в руки метлу, которой Ба подметала двор. Чуть подумали, сбегали к печке и приволокли кочергу.
— Девочки, — высунулась в окно Ба, — а что это вы делаете?
— Снеговика лепим, — заслонили меня спинами девочки.
— А где Нарка?
— В туалет пошла.
— Смотрите у меня, я через пять минут буду!
— Хорошо, — пискнули девочки и, дождавшись, когда Ба закроет окно, быстро стали меня инструктировать.
— Нарка, смотри сюда, стоишь молча, не двигаешься. Как только Ба заходит во двор, ты начинаешь медленно поднимать и опускать метлу с кочергой и петь песню.
— Какую песню? И как мне петь, если морковь во рту?
— Промычи, ничего страшного. Новогоднюю песенку, про «в лесу родилась елочка».
— А как руки поднимать: так или так? — показала я.
— Вот так! И старайся не шевелить головой, а то кастрюля упадет.
— Ладно.
Девочки забили мне рот морковкой и спрятались за тутовым деревом.
Я стояла, засыпанная снегом по пояс, с кастрюлей на голове и с морковкой во рту, и молилась только об одном — чтобы Ба наконец пришла, потому что ног своих я уже практически не чувствовала. Ветер легонько колыхал скатерть на моих плечах, метла с кочергой зловеще трепыхались в растопыренных руках. Сюрприз обещал произвести фурор!
Когда Ба зашла во двор и уставилась на меня, я повела руками вверх и вниз, как показывали мне Манька с Каринкой, и промычала: «М-м-м-м-м-ммм, м-м-м-м-м-м!» Ба замерла на месте, потом побледнела и прислонилась к забору. Мне было не совсем ясно, нравится ей наш сюрприз или нет, поэтому я замолчала.
