Ты считаешь меня жестоким? Подожди, время заставит тебя думать иначе. Когда пройдет несколько лет, ты скажешь себе: он низко обманул меня, но в нем было и великодушие, он освободил меня добровольно. Да, Валерия, я освобождаю тебя вполне и добровольно. Если возможно расторгнуть формально наш брак, сделай это. Употреби для этого все средства, какие тебе посоветуют, и будь заранее уверена в моей полной и безусловной покорности. Мои поверенные получат необходимые инструкции. Пусть дядя твой обратится к ним. Я уверен, что доктор Старкуэзер одобрит мою решимость покинуть тебя. Твое спокойствие и твое счастье — вот все, что занимает меня теперь в жизни. Спокойствие и счастье невозможны для тебя в союзе со мной.
Я не могу писать больше. Это письмо будет ждать тебя в гостинице. Преследовать меня бесполезно. Я знаю свою слабость. Мое сердце принадлежит тебе, и я мог бы уступить, если бы увиделся с тобой опять.
Покажи это письмо своему дяде и всем друзьям, мнение которых ты уважаешь. Мне стоит только назвать мое обесчещенное имя, и всякий поймет и одобрит мое решение. Прости и забудь меня. Прощай.
Юстас Макаллан».
В таких словах он простился со мной. Это было на шестой день после нашей свадьбы.
Старый друг моего отца, Бенджамен, перевез меня из гостиницы к себе. В его маленькой вилле была приготовлена для меня спальня. В ней я провела мою первую ночь после разлуки с мужем. Под утро, утомленная, я позабылась сном.
Во время завтрака заехал майор Фитц-Дэвид, чтобы узнать обо мне. Накануне он был так добр, что предложил побывать у поверенных моего мужа и поговорить с ними вместо меня. Они сказали, что знают, куда отправился Юстас, но что им запрещено сообщать его адрес кому бы то ни было. В других пунктах инструкции относительны жены их клиента, как они выразились, были великодушны до излишества. Мне стоило только написать им, чтобы получить от них копию этих инструкций.
Таковы были известия, привезенные майором. Он воздержался с отличавшим его тактом от всяких расспросов, кроме вопроса о состоянии моего здоровья. Получив ответ, он простился со мной. Но с Бенджаменом у него был продолжительный разговор в саду виллы.
Я ушла в свою комнату и написала дяде Старкуэзеру. Я рассказала ему все, что случилось, и приложила к своему письму копию прощального письма мужа. Затем я вышла погулять, чтобы подышать свежим воздухом и подумать, но скоро утомилась и вернулась опять в свою комнату. Мой добрый старый Бенджамен не стеснял меня ни в чем. После полудня я начала приходить в себя. Я хочу этим сказать, что я могла уже думать о Юстасе без слез и могла говорить с Бенджаменом, не смущая и не пугая доброго старика.
