Закон и женщина | страница 16
— Запомни это, — продолжал он, — и, если хочешь понять мою мать, сделай то, о чем я сейчас просил тебя, расскажи мне все, что было между вами. Как случилось, что вы заговорили?
— Твоя мать рассказала об этом. Я шла позади нее, когда она нечаянно обронила письмо.
— Вовсе не нечаянно, — прервал он. — Письмо было выронено умышленно.
— Не может быть! — воскликнула я. — Для чего было твоей матери ронять его умышленно?
— Помни то, что я сказал тебе о ее характере, друг мой. Эксцентричность! Странный способ познакомиться с тобой.
— Познакомиться со мной?! Я только что сказала тебе, что я шла позади нее. Она не могла даже знать о моем существовании, пока я не заговорила с ней.
— Ты так думаешь?
— Я в этом уверена.
— Извини меня, ты не знаешь мою мать так, как я ее знаю.
Я начала терять терпение.
— Не скажешь ли ты, что она вышла гулять для того, чтобы познакомиться со мной?
— Я не сомневаюсь в этом, — отвечал он холодно.
— Да она даже не узнала моего имени, — воскликнула я. — Два раза хозяйка наша назвала меня при ней «миссис Вудвил», и, уверяю тебя честным словом, что оба раза это имя не произвело на твою мать ни малейшего впечатления. Она глядела и держала себя так, будто никогда до сих пор не слыхала своего собственного имени.
— «Держала себя» — выражение точное. Актрисы — не единственные женщины, умеющие играть роль, — продолжал он так же спокойно, как и прежде. — Целью моей матери было узнать тебя как можно лучше и для этого захватить тебя врасплох, притворившись чужой. Этот косвенный путь для удовлетворения своего любопытства вполне в характере моей матери. Если бы я не присоединился к вам, она расспросила бы тебя подробно о тебе самой и обо мне, и ты удовлетворила бы ее любопытство, убежденная, что говоришь с посторонней. Вот какова моя мать. Вспомни, что она враг твой, а не друг, и что ей хотелось узнать не достоинства твои, а недостатки. И ты удивляешься после этого, что твое имя не произвело на нее никакого впечатления! О, невинность! Ты видела мою мать естественной только в ту минуту, когда я положил конец ее мистификации, представив вас друг другу. Ты видела, как она рассердилась. Теперь ты понимаешь причину.
Я дала ему договорить, не прервав его ни одним словом. Но с какой болью в сердце, с каким мучительным разочарованием слушала я его! Идол, которому я поклонялась, товарищ, руководитель, покровитель моей жизни — как мог он упасть так низко, как мог он снизойти до такой постыдной изворотливости?