Над Иваном с шумом и сипом пролетела большая птица с человеческой головой. Желтым огнём кольнули немигающие глаза.
— Иван! — позвала Алена. Он подошёл к ней.
— Смотри!
Красавица протягивала ему на ладони странную прозрачную вещицу с ноготок величиной. Это был крохотный обломочек чего-то явно искусственного.
Красный маленький шарик словно запекся в стекле.
— Теперь я точно знаю, — проговорила Алена взволнованно, — это кусочек покрытия геноторроида, понял?
— Не совсем, — ответил Иван, хотя правильнее было сказать: «Совсем не понял! И навряд ли пойму!»
— Геноторроиды стояли в залах. В каждом по два или три. Они использовались только на полигоне. Теперь понимаешь? Их нельзя было использовать вне полигона, запрещалось категорически!
— Ну и что?
— Это Полигон, Иван!
Местность была пустынной, плоской, на ней и впрямь можно было гонять всякую технику, проводить испытания. И потому Иван, ещё раз осмотрев окрестности, согласился.
— Таких полигонов и на Земле и во Вселенной тьма-тьмущая, — сказал он с улыбкой.
— Нет Иван. Полигон один! — оборвала его Алена самым серьёзным образом. Таких совпадений не бывает. Предбанник. Этот осколок. Моя память…
— Ты ещё не совсем проснулась, милая, — Иван обнял её.
— Пусть я не совсем проснулась! Но я пробуждаюсь, я обретаю себя, Иван. А ты ещё спишь! — Она посмотрела на него как-то печально, словно заглядывая в будущее и видя там нечто страшное, касающееся их двоих. — Ты ещё спишь. И я боюсь за тебя… — она помолчала и добавила: и за себя тоже, Иван. Нам не выбраться отсюда. Из Полигона нет выхода.
И снова над их головами промелькнула тень большой птицы.
— Не нравится мне всё это, — проговорил Иван. Он хотел добавить ещё что-то. Но не успел.
Голова была на удивление ясной, чистой и пустой. Казалось, подвесь внутри её колокольчик или хотя бы один его язычок, и зазвенит она, загудит переливами и звонами. Откуда пришла в него эта ясность и пустота, Иван не понимал. Он вообще ничегошеньки не понимал. Ему ни с того, ни с сего привиделось вдруг, что некая незримая сила вытащила из его черепной коробки все мозги, разложила их на прозрачно-невидимой плоскости и перебирает-перемывает их помаленьку. Ощущение было новое и непонятное, но ничего неприятного, болезненного в нём не было. Только журчал будто бы звонкий ручеёчек. Овевало ветерком, да распутывало всё склубившееся в мозгах, вытягивая ниточку за ниточкой, паутинку за паутинкой. И было это всё в какой-то светлой, напоенной голубизной тьме-полумраке. Будто сказочные сумерки сгустились перед глазами, завесили всё пеленою неизъяснимого. А что было до сумерек? Пустыня. Монстры-здоровяки. Алена. Бездыханное тело. И ещё что-то… ах, вот, птица, большая птица.
