— А что ты ему скажешь?
— Все. Разве я не прав?
— Прав, Вилли. Это самое разумное.
— Тебе не страшно будет наедине с ней?
— Не слишком, — тихо проговорила она без особой уверенности.
Я протянул ей револьвер с перламутровой ручкой, принадлежавший Люсьенн Массэ.
— С этой игрушкой тебе будет спокойнее.
— Ты так считаешь? Что я буду делать с этим оружием, мой бедный Вилли? Неужели ты думаешь, что я способна выстрелить в кого бы то ни было?
Конечно, я так не думал, но все же предпочитал оставить ей револьвер.
— Никому не открывай двери, ни под каким предлогом!
— Об этом можешь не беспокоиться!
— Ключи будут у меня.
Салли проводила меня до лестничной площадки. Она пыталась храбриться, но видно было, что ей очень тяжело.
— Включи пока телевизор. Думаю, сегодня ночью передачи будут идти долго. Виски вполне достаточно, а газированную воду ты найдешь на кухне.
— Ну да, ну да, не беспокойся. Только возвращайся поскорее…
— За час, самое большее, я управлюсь.
Положив руку Салли на затылок, я поцеловал ее в губы.
— Ты не сердишься на меня? — спросил я.
— Что за дурацкая идея! Давай-ка отправляйся!
Лестница была погружена в темноту. Я на ощупь нашел выключатель и зажег свет. Дверь за мною закрылась.
В этот момент я чуть было не отказался от своей затеи с путешествием. Дверь из лакированного дерева показалась мне слишком хрупкой защитой. Я подумал, что, если с Салли что-то случится, я никогда не прощу себе этого.
Свежий ночной воздух взбодрил меня. Он был влажным и лип к коже, как мокрое белье.
Из соседнего дома доносились песни, смех, музыка, звон посуды.
Я с грустью подумал, что в нынешнюю новогоднюю ночь ее немудреными радостями наслаждаются все, кроме меня. А ведь я так ждал этой ночи.
Виски, наверное, позволили Фергюсонам и всей компании забыть о нашем отсутствии. Но, может быть, несколько тостов было поднято и в нашу честь!
Бульвар Ричарда Уоллеса выглядел все более призрачным. Не было видно ни одной живой души. В ночном мраке Булонский лес напоминал английский парк; его мокрые деревья блестели при свете фонарей, и от этого мрачного пейзажа веяло ужасной тайной.
Я сел за руль моего «олдсмобиля». Кожаные сиденья были холодны, неуютны, а от запаха мокрой резины меня затошнило. Подобные ощущения испытываешь, когда утром, после короткого и скверного сна, входишь в прокуренную за ночь комнату.
Я чувствовал себя безмерно уставшим, как будто уже наступил тоскливый рассвет. Во мне был тот же внутренний холод, та снедающая печаль, как после любой праздничной ночи. Мне было тягостно оставлять женщин одних в квартире. Хотя большое окно гостиной на фасаде горело в темноте так успокаивающе. Собственно, что могли предпринять против Люсьенн Массэ? Ее враги, наверное, убедились, что не могут добраться до нее, потому что она не одна! А вот что им нужно на самом деле? Почему звонивший хотел уверить Люсьенн, что ее муж еще жив? Зачем ему требовалось, чтобы она оставалась дома? Ради разгадки смысла происходящего я готов был пожертвовать своими полковничьими погонами. Впрочем, ладно, полиция, надо надеяться, окажется более проницательной, чем полковник американской армии.
