Я взял фотографию со стола, чтобы получше рассмотреть ее.
Нехорошо я поступал. Но все же этот тягостный немой разговор с самим собой успокаивал меня.
Значит, ее звали Люсьенн.
— Люсьенн!
Собственное имя вывело женщину из гипнотического состояния, и, повернувшись, она взглянула на меня. К лицу ее, оттого что она лежала уткнувшись в подушку, прилила кровь.
Вглядевшись в меня, она страшно удивилась, потому что, наконец, осознала, что я незнаком ей.
— Кто вы?
— Меня зовут Уильям Робертс, полковник американской армии. Я должен поговорить с вами, мадам.
— Вы пришли по поводу дома?
— Дома?
— Ну, вы же, наверно, знаете, что Жан-Пьер строит красивые дома. С кр… круг… круглыми окнами. Только его сейчас нет.
Последние слова вызвали в ней какую-то непонятную тоску. Не ту, которая беспричинно нападает на пьяного человека, а настоящую, что причиняет душе нестерпимую боль.
— И может быть, он никогда больше и не вернется, — прошептала она.
Я вздрогнул.
— Почему вы так говорите?
— Уходя, он крикнул мне «прощай»! Прощай! О! Жан-Пьер, Жан-Пьер, мой любимый!..
Бурно зарыдав, она прижалась ко мне. Рыдания сотрясали ее тело с головы до ног. Пальцы ее больно вцепились мне в плечо, волосы щекотали лицо.
Я нежно обнял ее и принялся баюкать, как убаюкивают огорченного ребенка. И она затихла, успокоилась, только продолжала судорожно цепляться за меня.
Так прошло некоторое время, — мы не пошевелились. Я даже перестал дышать, чтобы не разрушить странного очарования этой минуты. Затем она тихо, так тихо, что я с трудом расслышал ее, прошептала:
— Я люблю тебя, любовь моя. Я знала, что ты вернешься. Я знала, что ты поймешь, что я не могу жить без тебя. Не могу, Жан-Пьер! Не могу!..
Я резко отстранился от нее. Ее голова безвольно качнулась, остекленевшие глаза были похожи на кукольные.
— Я не Жан-Пьер, мадам Массэ!
— Кто вы?
— Я уже сказал вам: полковник американской армии Уильям Робертс. Я…
По тому, как она смутилась, мне показалось, она вспомнила наш разговор.
— Ах да! Вы пришли по поводу дома…
— Нет, мадам Массэ, к сожалению, нет! Дом меня не интересует!
Но теперь она не услышала моих слов. Обнаружив, что я обнимаю ее, она рассердилась и с гневом воскликнула:
— Отпустите же меня!
Я отпустил ее, и она села.
— Извините, — пробормотал я, — у меня не было дурных намерений.
Мой удрученный вид, видимо, развеселил ее. Она рассмеялась.
— Дайте мне пить, меня мучает жажда.
— Что вы будете пить?
— Виски. Налейте в стакан много воды и положите побольше льда.
