в день. Ну, а что эти люди видели раньше? Да ровным счетом ничего! Кем они были? Безработными или батраками, жили впроголодь. Вот они и ждали этого праздника как манну небесную, чтобы хоть раз в году наесться досыта.
Давно прекратился дождь и сияло солнце, но улицы деревни все еще были залиты водой. И нужно было пробираться чуть не по колено в грязи. Уже перевалило за полдень, а деревня будто вымерла. На улице ни души. Куда все подевались? А ведь бывало, как ни приедешь, всегда увидишь мужчин то у одного, то у другого дома, женщин у колодца и, конечно, ребятишек, копошащихся в пыли:
— Куда это весь народ подевался? Ни одной живой души не видно.
— Тебе это в диковинку, потому что ты давно не был в деревне. Сосчитай, сколько времени прошло с тех пор, как ты последний раз у нас гостил? Все теперь делом заняты, потому и пусто. А ты бы небось хотел, чтобы и у нас по улице шатались женщины, а девушки вертелись у витрин магазинов? Так ведь здесь не Каир. Мужчины все в поле — от мала до велика. Женщины тоже в поле или на фабрике. Девушки работают на фабрике или учатся на курсах. Детвора в школе. Ну а старики хлопочут по дому. Малышей теперь тоже не оставляют без присмотра. Вот ближе к вечеру, перед заходом солнца, увидишь, какое будет оживление. Деревня загудит как улей…
Абдель-Азим предложил мне зайти к нему в дом, но я отказался под благовидным предлогом. Мы договорились, что встретимся у меня.
— Но я, наверное, задержусь, — предупредил Абдель-Азим. — В восемь часов я должен быть на заседании комитета. Оно продлится не меньше часа, так что выберусь я к тебе только поздно вечером.
Не успели мы попрощаться, как к нам подошел довольно плотный мужчина средних лет. Поверх галабеи на нем был пиджак иностранного покроя, таких местные портные у нас не шьют, их доставляют контрабандой из Газы и продают на толкучке в Каире. Галабея была из высококачественной английской шерсти. Он опирался на великолепную толстую трость. На пальце его поблескивало золотое кольцо. Поздоровавшись, он предложил мне сигарету, тоже иностранную, такую в открытой продаже теперь и днем с огнем не сыщешь. Лицо у него было круглое, и щеки лоснились. Над аккуратно подстриженными рыжеватыми усами — чуть приплюснутый мясистый нос с красными прожилками. Тонкие, плотно сжатые губы. Глубоко посаженные голубовато-серые глаза, словно буравчики, сверлили каждого. Мужчина был без головного убора, его коротко подстриженные и тщательно причесанные волосы заметно поредели. Всем своим видом он как бы бросал окружающему миру вызов, его будто подмывало вступить в спор. В лице его было что-то хищное, какое-то сходство с рысью. Я мучительно пытался вспомнить, кто бы это мог быть, но, сколько ни рылся в памяти, все было напрасно.
