Вээоми пелись взоры,
Пиээоо пелись брови,
Лиэээй – пелся облик,
Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.
Так на холсте каких-то соответствий
Вне протяжения жило Лицо.
Иные читатели без раздумий откладывают в сторону это стихотворение В. Хлебникова. Оно представляется им бессмыслицей, непонятным набором звуков. А вот В. С. Баевский (см. его книгу «История Русской Поэзии. 1730–1980». – М., 1996), исходя из лексики стихотворения – губы, брови, взоры – увидел в нем портрет человека и даже посчитал, что это портрет скорее женский, чем мужской. Звукопись позволила его интуиции увидеть губы – бобэоби – толстыми, чувственными, глаза – вээоми – круглыми, брови – пиээоо – густыми, прямыми и т. п.
Конечно, дело не только в интуиции. Если бы Баевский не был хорошо осведомлен о поэтике Хлебникова, подобные умозаключения могли бы и не состояться.
В двадцатом веке широко распространился модернизм, целая новая область поэзии, ушедшая от традиционных поэтических приемов в сугубо индивидуальное видение и изображение мира каждым поэтом по-своему. Наследие футуристов, например, даже для некоторых ценителей поэзии так и остается terra incognita, но вступившие на эту землю ее уже не покидают. Прочитайте стихотворение Б. Пастернака «Вокзал» и его интерпретацию в упомянутой выше книге В. Баевского (с. 263).
У проблемы восприятия художественной литературы есть еще один аспект. Вл. И. Немирович-Данченко вспоминал, что однажды спросил у молодого Чехова, читал ли он «Преступление и наказание». Тот ответил отрицательно и, видимо, почувствовав недоумение собеседника, добавил: «Я берегу это удовольствие к сорока годам». Чехов, разумеется, понимал, что истинное произведение искусства воспринимается тем глубже и полнее, чем богаче жизненный опыт читателя. Но конец у этой истории неожиданный. Немирович-Данченко повторил свой вопрос, когда Чехову уже было за сорок: «Да, прочел, но большого впечатления не получил»[33]. Сдержанность Чехова в оценках Достоевского общеизвестна. Можно вспомнить негативные суждения Льва Толстого о Шекспире, А. Ахматовой о Чехове, В. – Набокова о Гончарове и т. п. Казалось бы, кому как не художнику по достоинству оценить труд собрата по искусству, однако так случается не всегда.
В двадцатом веке развитие науки позволило осуществить давнюю мечту человека о замене износившихся внутренних органов. Но первые же опыты по вживлению нового сердца или почек поставили врачей перед проблемой отторжения. Сплошь и рядом, несмотря на блестяще проведенные операции, пациенты умирали: организм отказывался принимать замену. Не аналогичная ли духовная несовместимость объясняет отдельные факты неприятия читателем безусловно талантливых произведений? Симпатии и антипатии в отношении к художественным книгам – дело тонкое и деликатное. Здесь невозможен указ, недопустимо навязывание суждений, механическое заучивание и бездумное повторение готовых оценок.
