Ехать в больницу Мона отказалась. Она ничего не хотела рассказывать. Даже Свее. Пусть Свея думает что хочет. Да и как все объяснишь? Все произошло точно так же, как в тот раз, когда она украла у Ансельма деньги на конфеты: она заплатила слишком дорого за то, чтобы ее заметили. Вместо прежних прыщиков от комариных укусов у нее появился пышный, привлекающий внимание бюст. Бедра округлились. В общем, теперь ей было что предложить, причем задаром, и Арне тому доказательство. Мона, считали все, не из тех, к кому не подступишься. Она чувствовала на себе потные шарящие руки, все более требовательные. Раздевалась под масляными взглядами, показывая грудь. Все ради капельки тепла и одобрения. А потом, беззащитная, видела, как парни многозначительно переглядываются, заводя глаза к небу, слышала их перешептывания. Глумливый шепоток крался за ней, полунамеки, редко переходящие в откровенное: «Шлюха, подстилка, потаскуха».
Однажды у Хенрика была вечеринка, когда его родители уехали на материк. Парни позвали Мону показать ей кое-что на сеновале. Мона с неохотой поддалась на уговоры. Хенрик не пошел, остался в кухне с двумя девушками, которые учились в гимназии в Висбю. Они спорили о достоинствах и недостатках ядерного топлива. Мона выпила, в самогонке недостатка не было. Она надеялась, что Хенрик захочет с ней поговорить. Он был не как все остальные. Это и пугало, и привлекало ее. Она фантазировала, как они доверительно друг с другом разговаривают. Он бы положил руку ей на плечо, показывая, что другие не входят в их круг. Она бы говорила только умные вещи, слова, полные знаний и мудрости. В ее мечтах на его лице было написано уважение и обожание. Действительность оказалась другой…
Когда она встала в дверях, Вильхельм подошел сзади, обнял ее за грудь и повлек за собой. Почему бы и нет? Что она могла сказать о ядерном топливе? Мысли вязли в алкоголе. Она слишком поздно увидела ухмыляющиеся рожи парней, слишком поздно поняла, что случится там, в сене. Она была такая пьяная, что им не пришлось даже держать ее за руки. Перед ней проплывали потные, возбужденные рожи. Толчки пронизывали тело, а у нее не было ни сил, ни желания сопротивляться. Голоса вокруг бормотали, смеялись, отдавались эхом в расплывающемся тумане боли и тяжести. Затем пришла темнота.
Утром Хенрик нашел ее на сеновале в полубессознательном состоянии. Ее вырвало на новую белую блузку и новую юбку. Мона сжалась от стыда и закрыла лицо ладонями: не хотелось, чтобы он ее видел.
