Тут он услышал, как дверь подъезда открылась и по лестнице зазвучали ее быстрые шаги. Пришлось остаться сидеть у стола на кухне, в основном потому, что отступать, не уронив достоинства, не представлялось возможным.
— Привет! Что ты здесь делаешь? Разве тебе завтра не на работу?
— Жду, когда ты придешь домой. Ну как, было весело? — Он сам удивился, как спокойно звучит его голос.
— Да, все отлично. Только машина подвела. На обратном пути кончился бензин, посреди равнины Лойста-Хед. За два часа мимо не проехало ни одной машины. — Она чмокнула его в щеку и открыла холодильник.
— С кем ты ехала? — спросил он сквозь зубы.
Она закрыла холодильник и остановилась с пачкой масла в руке.
— Гляди! Погляди на мои черные брюки! На них собирается вся пыль из сушилки, прямо преследует меня! Черные брюки притягивают к себе любое вещество, как черная дыра в космосе!
— Или ты их надела, чтобы притягивать к себе мужчин, к твоей черной дыре?
— Почему ты так говоришь? — Видно было, что она ошарашена. В глазах застыл вопрос.
Он почувствовал, как тело каменеет. Он сдерживался из последних сил.
— Где ты пропадала, черт тебя дери?
— В замке Лойста. Там был рыцарский пир, и ты это знаешь.
— С Улофом?
— Он тоже там был. Он же сегодня победил.
— И у вас кончился бензин?
— Да.
— Ты все врешь!
— Улофа не было с нами в машине! Он же собирался в Мартебу! Я ехала с Кристоффером, ему нужно было в город.
— Ах вот оно что! Но пусть он, черт его раздери, не рассчитывает, что может брать то, что принадлежит мне!
Арне изменился в лице, ноздри раздулись и побелели. Челюсти сжались, взгляд стал почти безумным. В ярости он схватил ее за волосы и швырнул на пол. Она упала, перевернулась было на живот и попыталась уползти, но получила сильный удар по щеке. Он быстро расстегнул брюки, сорвал с нее трусы и вжался в нее, чувствуя, как сопротивление исчезает, а вместе с ним и его ярость. Время остановилось. Она заплакала. Он хотел сказать: «Прости», но словно утратил дар речи. И остался сидеть около нее и только неуклюже гладил по волосам. Он хотел держать ее в объятиях до тех пор, пока она не скажет, что все снова хорошо, а то, что случилось, прощено и забыто. Его охватил страх. Арне зажмурился. Он ведь не хотел этого! В мыслях не имел, чтобы это случилось именно так! Хотелось закричать и броситься прочь.
— Я ведь только хотела, чтобы было красиво, — прошептала она, — чтобы в первый раз это было как-то особенно.
Смерть в сером марлевом балахоне, с косой на плече, глядела на него дырками глазниц. У ее ног стайкой сбились чумные крысы с оскаленными зубами. За ее спиной виднелась карта, показывающая, насколько сократилось население Готланда после чумы в 1351 году. Арне Фольхаммар прислонился спиной к двери и понурил голову. Только что зал покинула небольшая группа пенсионеров из Германии, обсудив с ним последствия чумы в Центральной Европе в Средние века. Арне на ломаном немецком описал им два крайних проявления тогдашних настроений: флагелланты, мучившие себя на глазах у всех, чтобы избежать Божьей кары, и те, что бросались в сексуальные оргии и безумные пляски. Немцев особо интересовала судьба девяти повешенных, якобы вызвавших чуму. И Арне, как смог, рассказал, как магистрат Висбю в 1350 году отправил в Росток донесение о том, что сожжено девять предателей рода человеческого. Один из них сознался, что отравил колодцы в Стокгольме, Вестеросе, Арбоге и других городах, а также изготовил порошок, чтобы уничтожить все население Готланда. Черт, как будет «порошок» по-немецки? Кажется, он сказал все правильно.
