— А вот и доброволица, заходи, красавица, заходи.
За ее спиной засмеялся Эк.
Перед Марией стоял молодой мужчина в средневековом костюме, в рваных штанах и коричневом плаще с капюшоном. На его плечи спадали длинные пряди нечесаных светлых волос.
— Разреши мне, шуту, узнать твое имя, высокочтимая дева.
— Мария. Я не доброволица.
— Ах, добрая воля, богом забытое понятие, — это химера. Мы с рождения получаем наши роли. У тебя — своя роль, у меня своя — шута. Освети мой день своей красотой, и я землю выровняю, чтобы тебе было удобно ходить по улицам Висбю.
Не успела Мария вымолвить слово, как он сдернул с себя штаны и, все время кланяясь, бросил их перед ней на землю. По толпе пронесся гул. Мария в ужасе искала глазами Хартмана, надеясь на его поддержку в трудную минуту. Но даже он, надежный старый Хартман, смеялся.
— Не стоит беспокоиться, — поторопилась сказать Мария и, подняв с земли штаны, протянула ему. К счастью, паяц был в трусах, как принято в двадцать первом веке. Но в остальном ситуация была странной и непредсказуемой. Шут глотнул из своего кувшина, выдохнул и поджег воздух изо рта, пламя разошлось в три стороны. Его глаза на смуглом до черноты лице стали бешеными. Откуда ни возьмись в его руках появилось три факела, которые он вставил в трусы и поджег их, прогнувшись назад и сделав мостик.
— Ляг, красавица. Пусть чистый огонь гладит твое лилейно-белое тело, ведь я, мужчина, недостоин тебя коснуться.
— Ты что, с ума сошел!
— Я — шут. — Не сводя глаз с Марии, он стал вращать факелами в воздухе. — Единственное желание в моей бедной жизни — чтобы ты пошла мне навстречу. Посмотри на людей вокруг. Видишь, как их огорчает твое холодное сопротивление, они прямо страдают оттого, что ты не принимаешь покорной просьбы шута. Я, конечно, беден, но у меня доброе сердце. Разреши хотя бы поцеловать твою ножку.
Он наклонился, готовый исполнить свою угрозу. Все это время он вращал факелами. Публика зашумела. Холодная! Жестокосердная! И Мария поддалась давлению толпы. Опозориться в чужом городе не так опасно, как в своем, родном Кронвикене, попыталась она убедить себя. Она легла на его брюки и зажмурилась, чтобы не видеть, как он ползет по ней с одним факелом во рту и двумя другими в руке. Когда она снова открыла глаза, он уже сидел рядом с лютней в руках. Толпа вокруг аплодировала, Мария попыталась встать на ноги, но он пихнул ее обратно.
— Побудь со мной, красавица, я спою тебе песню.
