— Черт побери! — Арне резко поднялся на локтях в постели.
— Я должна заканчивать! Целую!
— Кто это был?
— Мама.
— Прекрасно!
— Мы не о тебе говорили, не думай. Мы вообще-то говорили о папе. Ему предстоит заплатить зубному девять тысяч, не больно-то весело! А мне придется после обеда идти в магазин подменить папу. Ему надо к зубному, а маме одной со всем не управиться. Сейчас все покупают подарки — к конфирмациям, помолвкам, к окончанию школы и свадьбам. В магазине горячее время.
— Ты вернешься сюда? — спросил Арне и немедленно пожалел. Хочет ли он, чтобы Биргитта вернулась?
— Что купить сюда из еды?
— Пусть это будет сюрприз: — И добавил: — Купи что-нибудь готовое.
Но, когда она вышла в коридор, он сразу же начал скучать по ней, захотелось удержать ее еще на мгновение, хотелось, чтобы она обнимала его, как ребенка, ничего не требуя взамен. Хотелось просто ее милого присутствия, чтобы она хозяйничала в кухне, немного пела и говорила с ним о том о сем, не ожидая ответа.
— Пожалуйста, дай мне стакан воды!
Она принесла стакан, поставила на столик у кровати, поправила ему одеяло, и все это ему нравилось.
— Ты считаешь, что я одеваюсь как старик?
— Может, и считаю… Ты сам это сказал. Может, как-нибудь я схожу и куплю тебе что-нибудь из одежды. Может, сходим вместе?
— Нет уж. Всему есть границы.
Фотография матери осталась лежать на полу. Арне поднял ее и вгляделся в изображение. Было больно. Они недолго прожили вместе. Мать на снимке пышная и загорелая. Снимок был сделан вскоре после того, как у нее родились Улоф и Кристоффер. На снимке она стояла у кондитерской «Норргатт». В тот день она повела Арне туда, отметить его день рождения, и они ели торт «Бананса» с марципаном и бананами, обсыпанный шоколадной пудрой. Арне разрешили даже выбрать музыку в музыкальном автомате. Невероятная и совершенно непривычная роскошь! Но главное, чем запомнился тот день, было чувство невысказанной угрозы и привкус слез во рту. И отчаяние на лице Моны, ее торопливая улыбка, погасшая прежде, чем они сели за столик.
За его спиной стояла женщина из комиссии по делам несовершеннолетних. Это ее тень падала Моне на ноги. На снимке Мона подняла руки, чтобы закрыть ими лицо. Он знал, что она не любит фотографироваться, даже если снимает он. У него тогда был «инстаматик», первый фотоаппарат в его жизни, подарок дедушки Ансельма. Дальностей фокусировки имелось всего три: «человечек», «полчеловечка» и «гора». Мона была снята на «человечка». На ней были туфли на высоких каблуках. Красные, он помнит, хотя фотография была черно-белая. И юбка тоже красная, а блузка — белая, с множеством пуговок. Впрочем, это-то и на фото видно. Ребенок внутри Арне ненавидел ее — и в то же время все еще по ней скучал. Но взрослый Арне простил пятнадцатилетнюю девчонку, родившую сына, заботиться о котором не могла.
