Лицо было мрачно, чудовищно бело; глаза снова раскрылись, взгляд казался рассеянным, брови перекосились, конвульсивная улыбка обнажила лязгающие зубы; на подбородке, под самой челюстью, была содрана кожа.
Вельпо проворно наклонился к голове и четко прошептал ей в правое ухо условный вопрос. Как ни был крепок духом этот человек, результат заставил его содрогнуться в каком-то холодном ужасе: веко правого глаза опускалось, левый, широко раскрытый, глядел на него.
— Во имя самого Господа и нашей человеческой сути, еще дважды тот же знак! — вскричал он в некотором замешательстве.
Ресницы разомкнулись, словно от внутреннего усилия, но веко не поднялось более. С каждой секундой лицо все больше застывало, леденело, каменело. Все было кончено.
Доктор Вельпо отдал мертвую голову господину Хендрейху, который, открыв корзину, положил ее, согласно обычаю, между ног уже окоченевшего туловища.
Великий хирург ополоснул руки в одном из ведер с водой, предназначенной для мытья машины, — этим уже занимались подручные палача. Вокруг двигались, расходясь, озабоченные люди, доктора Вельпо никто не узнал. Все так же молча он вытер руки.
Затем — с челом задумчивым и строгим! — он медленно проследовал к своему экипажу, дожидавшемуся на углу близ тюрьмы. Садясь в карету, он заметил тюремный фургон, крупной рысью кативший к Монпарнасу.
Перевод А.Косс
В ближайшем времени на страницах «Нувель де ла Провенс» можно будет ознакомиться с фактами, излагающимися ниже тем газетным слогом, как известно, двусмысленным и глумливым, подчас макароническим, а нередко и тривиальным, который в ходу, надо признаться, у иных слишком уж завзятых радикалов. Слог этот, натужно шутливый, свидетельствует лишь о своего рода возвращении к животному состоянию.
«Недавно вступившая в брачный союз с блистательным и уже ставшим притчею во языцех виконтом Илером де Ротибалем, достойным отпрыском одного из знатнейших среди мелкопоместного дворянства родов Ангумуа, очаровательная, юная и меланхолическая виконтесса Эрминия — увы! — де Ротибаль, в девичестве Бономе, прогуливалась вчера в достаточно поздний час по парку у себя в поместье, и рука ее томно покоилась на рукаве мундира хорошо известного в свете подпоручика кавалерии, ее кузена. Внезапно откуда-то сверху, как полагают, с верхушки одного из высоких деревьев в дальней части парка, раздался грохот, подобный громкому выстрелу из карабина. Обворожительная молодая женщина испустила вопль и, истекая кровью, упала в объятия своего великолепного спутника. Сбежались слуги. Когда хозяйка усадьбы была доставлена к себе в опочивальню, присутствовавшие заметили, что она при смерти: прелестная головка была весьма основательно пробита неким метательным снарядом, каковой искусные медики, призванные со всею поспешностью, покуда не смогли извлечь из-под роскошных кудрей, слипшихся на зияющей ране. Нынче утром, примерно без десяти десять, после продолжительного, мучительного и спазмодического коматозного состояния виконтесса испустила последний вздох. Специалисты приступают к вскрытию головного мозга; метательный снаряд по извлечении будет передан в распоряжение следственных органов.
