– А как же с любезной твоему сердцу Америкой? – спросил А. – Там многокультурное общество? Или нет?
– Я этого там так и не понял, – признается Я.
– У Америки не было столетий монокультурной жизни, как в Европе, – пытается Б. на ходу сверстать собственную теорию, которая позволит ему не вмешиваться в дела Америки, – А вот чем все обернется в Европе – не знаю.
Б. задумался, а потом вдруг встал, чуть наклонился вперед и, подняв правую руку кверху, картавым выговором Ильича произнес:
– П'гизрак б'годит по Ев'гопе,
П'гиз'гак 'Геконкисты.
– Реконкиста – это ведь изгнание мавров из Испании? – уточнил А.
– Точно, – ответил Б.
– Мавры – ведь это Соседи? – уточнила Баронесса.
– Примерно, – согласился Б.
– А евреев выставили до или после? – спросила Баронесса, стесняясь своей неосведомленности.
– После. Ну и черт с ними, – добавил Б. неожиданно зло, – тоже имели вождей – ученых раввинов, либеральных профессоров того времени. Испанских. Недавно видел документальный фильм – некоторые и через пятьсот лет сопли утереть не могут:
На реках чужих сидели мы и плакали,
Вспоминая о Кастилии.
Б. брезгливо скривил лицо. Евреев, одержимых тоскою по утерянному испанскому раю, немного. Их не видать нигде поблизости, Б. и в голову не пришло с ними заочно миндальничать. Только еврейской тоски по Испании не хватало ему.
Беседа почему-то на этом затихла. А. ушел в себя, он, видимо, рисовал себе ужасные картины европейской реконкисты. В. с Баронессой затеяли какой-то незначащий разговор между собой. Я. пытался вызвать в воображении расцвет и поэтический настрой испанских евреев, последовавший разгром и изгнание, быстрое возвышение отказавшихся от иудаизма и принявших христианство, вспыхнувшую зависть испанцев, обвинения в фальшивом характере обращения и второй разгром с ограблением – теперь уже евреев-христиан.
Я. озабочен объемом будущей книги, словно старушка – своевременным приемом лекарств. Он опасается, что книга получится маленькой. Он перебирает тома на полках и убеждается, что в заслуживающем уважения томе должно быть хотя бы 300 страниц. Представьте, обращается он к себе и потому старается быть особенно убедительным, вы покупаете билет в кино (он там очень давно уже не был), а фильм вместо обычных полутора часов длится сорок минут. Как бы он ни был хорош, у вас все равно будет ощущение, что вас надули.
