Члены Кнессета молчали, прислушиваясь к далекому звуку сирены, – знаку наступающей субботы для ортодоксов, для членов Кнессета – метроному, отсчитавшему еще неделю их жизни.
Услышав сирену, В. вдруг задумался, посмотрел на большие цифровые часы, показывавшие 19:17, потом спросил Я., нет ли у них под рукой английского словаря. Словарь оказался, В. заглянул на страницу с алфавитом, произвел какие-то расчеты и сказал:
– Так и есть – туз плюс две шестерки – 23, одна сирена – 1, время – 19:17. Итого: 23, 1, 19, 17 – WASP. – Округлое лицо В. приняло выражение начинающего шулера.
Существует стойкое предубеждение, что шулеры должны быть узколицы, подумал Я.
– Что за мистика? – поинтересовалась Баронесса.
И остальные смотрели на него вопросительно, насмешка на их лицах будто приоткрыла слегка дверь квартиры: что за глупый скандал на лестничной площадке этажом ниже?
– Тут небольшая история, и, если хотите, я вам ее расскажу, – сказал В.
– Конечно, расскажи, – попросил Кнессет.
– Речь пойдет о моей русской бабушке, я вам о ней уже немного рассказывал. Отец ее, мой прадед был из тех, кто, как теперь говорят, сделал себя сам, и за заслуги должен был получить дворянское звание, как это было с отцом Ильича, но тут начались революции, и он уже видел в этом не доставшемся ему дворянстве ну как бы...
– Перст провидения? – спросил Б.
– Что-то вроде этого, – согласился В. – Революции он сочувствовал, хоть и был против жестокости. На следующий день после того, как красные взяли город и он решил, что уже безопасно, вышел он на прогулку и, проходя мимо собора, заглянул туда и ужаснулся – там лежали мертвые. Он разглядел погоны. Он тогда вроде как убедил себя, что это погибшие в боях еще не убраны, хотя зачем было убитых офицеров отделять от солдат и свозить в собор? А бабушке моей сказал: “Русская элита гибнет, держись теперь поближе к евреям”. Когда я стал старше, и бабушки уже не было в живых, я задумался: он ей про евреев всерьез сказал или это была мрачная ирония. Спросил у матери, а она ответила мне, что впервые слышит об этом от меня. Значит, если она матери вовсе не стала рассказывать, то это была, скорее всего, ирония. Бабушка же этот якобы наказ отца выполнила буквально.
Ну вот, была у них семейная легенда-быль о вероотступнике в их семье, который формулу Великого Инквизитора, как ее потом Достоевский формулировал, “тайна, чудо, авторитет”, не принял. Он искал Бога без посредников – в труде, в свободе. Семья на эти его поиски смотрела косо, мода на то, чтобы доставать своего Бога как расческу из бокового кармана, тогда еще не привилась, и он со своей верой отдалился от семьи, уехал куда-то, да так и пропал. В революции видел прадед мой сначала эту троицу, Бог, Труд и Свобода, бабушке моей об этом говорил. Ну, потом разобрались, конечно, но не о том речь.
