Чезаре повернулся к Джузеппине.
— Ты должна идти к малышам. А за мамой присмотрю я.
Джузеппина наклонилась и слегка коснулась запавшей щеки матери.
— Меняй компресс каждые десять минут. Так ей полегче, — сказала она.
— Хорошо, — ответил Чезаре и занял место сестры.
— Вот увидишь, скоро она придет в себя, — утешила она его.
— Я сделаю все, что нужно. А ты присмотри за малышами.
Джузеппина повернулась и, горестно склонив голову, пошла к выходу. У дверей она обернулась, чтобы еще раз взглянуть на мать.
Оставшись один, Чезаре огляделся вокруг: болезнь и страдание были повсюду — на этих лицах и в стонах больных, в этом запахе и тусклом больничном свете. Давным-давно было запрещено класть больных по двое в одну кровать, но места всем не хватало, и правило по-прежнему нарушалось. Больнице Ка Гранда было уже четыреста пятьдесят лет. Она была построена для бедных еще герцогом Франческо Сфорца и его женой Бьянкой Марией Висконти, которые поручили архитектору Филарете осуществить этот проект. В течение веков сюда помещали тысячи больных чумой, сифилисом, тифом, которые по большей части отправлялись отсюда на тот свет. В давние времена в ее просторном дворе устраивались рыцарские турниры и партии в мяч.
Теперь многое изменилось: медицина делала успехи, появились замечательные врачи, как доктор Карло Байзини, «врач бедняков». Но страдания и смерть оставались вечным уделом человека.
Чезаре погладил шершавую руку матери и почувствовал, как отчаяние охватывает его. Когда кого-то привозили в Ка Гранда на носилках, надежд было мало. Что бы ни говорила монахиня, которая слепо верила в Божественное Провидение, что бы ни говорила она о неизбежности смерти для каждого, невозможно было смириться с этой ужасной мыслью, что он может потерять мать. На уголке простыни была метка больницы: голубка, которая держит в клюве ленту с девизом: «Хвала милосердию». Голубь — Коломбо. И фамилия эта давалась всем детям-подкидышам, которых больница принимала и выхаживала. Коломбо была фамилия матери, а значит, и его предков с материнской стороны.
— Коломбо, — произнес он громко, сам не замечая этого.
— Чезаре, — позвала его мать ясным голосом.
— Мама. Как себя чувствуешь? — Вопрос был глупый, что и говорить, но ничего другого на ум не приходило.
— Почему ты сказал «Коломбо»? — спросила она, точно продолжая прерванный разговор.
— Потому что я увидел голубку на простыне.
— И моя фамилия Коломбо.
— Не разговаривай, — забеспокоился он. — Ты устанешь.
