Перед толстым усатым швейцаром у входа девушка растерялась.
— Чего вы хотите? — спросил он раздраженно.
— У меня письмо. — Джузеппина протянула ему конверт, который держала за край, как священник облатку. От смущения она готова была провалиться сквозь землю.
— Дайте-ка сюда. — Швейцар взял конверт, который был не запечатан, и прочел письмо.
— Отдел упаковки, — сказал он, возвращая рекомендацию дона Оресте. — Вниз по лестнице в подвал.
Это был длинный подвал со сводчатым кирпичным потолком, прохладный и сырой, предназначавшийся некогда для хранения вин, а теперь превращенный в отдел упаковки. В дверях ее встретил синьор Паоло Фронтини, начальник отдела и прихожанин дона Оресте, который уже ждал ее здесь. Он был добродушный и гладкий, как розовый поросенок, и при этом болтлив, как воробей.
— Посмотрим, посмотрим, — сказал он, пристально оглядывая ее. — Неплохо. Красивое платьице. И фартук тебе очень идет.
На ней было простое платьице из синей шотландки, едва доходившее до щиколоток, и белый фартук, который мать сшила из остатков старой простыни.
— Когда мне приступать? — спросила она робко.
— Минут через десять. Как только придут все остальные. — Он протянул ей белую шапочку. — А этим покрой свои волосы.
— Хорошо. — Она не понимала, для чего нужна шапочка — чтобы предохранять волосы или продукцию, — но послушно сделала как он велел.
— Читать умеешь? — Это был обязательный вопрос: неграмотных девушек не брали.
— Да, — не без гордости ответила она.
Он подвел ее к плакату с правилами фирмы, висящему у входа в отдел.
— Прочти внимательно, — сказал он ей, — и никогда не забывай. Читай же, — повторил он, потому что девушка медлила и вместо того, чтобы глядеть на плакат, смотрела в его водянистые воловьи глаза.
— Громко или тихо? — спросила она.
— Как хочешь. — И ткнул своим пальцем в плакат.
Первый пункт гласил: «На работе запрещается курить, сквернословить, разгуливать по фабрике без служебной надобности. Не подлежит оплате незаконченная работа или неполная неделя». Другой пункт категорически запрещал принадлежать к обществам или организациям, которые распространяют ненависть вместо милосердия. А последний пункт заставил ее затрепетать и покраснеть: «Во внерабочее время работницы должны вести себя добродетельно. Безнравственное поведение карается увольнением».
— Ну, это, пожалуй, к тебе не относится, — обронил синьор Фронтини.
— Да, — сказала Джузеппина, покраснев и смутившись еще больше.
