Альдо Роббьяти, или просто Риччо, старинный друг покойного, стоял в одиночестве в глубине базилики почти у самых дверей. Это был восьмидесятилетний старик, но прямой и крепкий, как дерево. Его темное лицо густой сеткой покрыли морщины, но глаза глядели бодро и молодо. Они дружили с Чезаре с детства, и воспоминания о квартале вокруг пьяцца Ветра, где оба родились и выросли, связали их на всю жизнь.
— Ну что ж, дружище, прощай. До свидания, — прошептал он вполголоса. — Ты уже там, я еще здесь. Но скоро мы встретимся.
При мысли об этом грустная улыбка невольно тронула плотно сжатые губы старика. Что ни говори, а смерть друга его глубоко тронула. Теперь он остался в живых один, единственный из их поколения. «Вам же придется расхлебывать эту кашу, — не без злорадства подумал он, глядя на теснившихся у гроба родственников. — Наследство Больдрани не из легких».
И в самом деле, как только стало известно о смерти Чезаре Больдрани, так той же ночью несколько министров собрались на экстренное совещание, а утром следующего дня биржа отреагировала легкой паникой. Кое-кто из видных дельцов уже паковал чемоданы, собираясь на время покинуть страну, другие затаились и выжидали. А сейчас взгляды присутствующих были прикованы к черной кружевной накидке на голове Анны Больдрани, единственной наследницы империи своего отца, и серебристой шевелюре Доменико Скалья, неизменного поверенного и юрисконсульта старика. Тайны, что хранились в этой голове, могли затронуть не только сильных мира сего, но и поколебать сами основы страны.
В церкви было жарко и душновато. Запах ладана, смешиваясь с ароматом цветов, возносился от кадила изящными завитками к полутемному куполу. В тишине слышался скрип скамей, глухой, едва сдерживаемый кашель, напряженное дыхание уставших от долгой церемонии людей.
Дородный священник во всем блеске своего церковного облачения приблизился к возвышению, на котором покоился гроб, и произнес короткую прочувствованную проповедь. Он говорил о праведности, которая не будет забыта, об избранной душе, готовой соединиться с сонмом ангелов в свете Господа, и слегка монотонный, но звучный голос его отчетливо раздавался под сводами церкви.
— Руки твои полны цветов, в глазах твоих радость, ибо увидели они, как умирает смерть!..
И закончил он словами послания апостола Павла: «Любовь долго терпит, она милосердствует, она не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все переносит, все покрывает, всегда надеется и всегда верит».
