– И крыша, наверное, не течет, – подхватила я.
Мягкая, уютная мебель, ковры, в которых утопали ноги чуть ли не по щиколотку, приглушенный свет, картины на стенах, огромные невиданные цветы в горшках – вот каким стал теперь второй этаж.
Мы, нацепив на лица выражение безразличия, рассматривали обстановочку. Девушка в прозрачном легком платьице выросла неизвестно откуда:
– Ах, Валентина Ивановна, ну зачем вы так беспокоились, позвали, я бы сама спустилась.
– Ничего, ничего, милая, – Валька снисходительно похлопала девушку…, пардон, по попке и спросила: – Восточная комната не занята?
– Так гостей же ждали, а они не приехали.
– Ах, да, – поморщившись, сказала Валька, – приехали другие гости, и они пока поживут здесь.
– Но…, – девушка широко открыла глаза.
– Никаких «но», – резко оборвала её Валька, – мои гости не должны ни в чем нуждаться.
Конечно, свою бывшую комнату мы тоже не узнали. Это вообще была не наша комната, помещение и близко её не напоминало. Я, как вошла, сразу почувствовала себя принцессой из восточной сказки. Судя по всему, Людка тоже.
– Ну, как? – спросила Валька.
– Все отлично, Валюша,- ответила я.
– Сойдет для сельской местности, – усмехнулась Людка.
– А у Людки, я вижу, сестричка с запросами, – зло сказала Валька.
Я вздохнула:
– Молодежь.
Стол накрыли в нашей комнате, которую теперь называли «восточной». Она и в самом деле оправдывала свое название. И откуда Валька взяла всю эту красоту?
– Должно быть, деньжищ у неё не меряно, – сказала Людка, как только, поужинав, мы остались одни.
– Ну, если учесть содержимое чемодана, то я ничему не удивлюсь. Степан как никак муж ей.
– Содержимое чемодана теперь наше, – парировала Людка.
– Ты с ума сошла! Из-за этого чемодана в такую войну попали, лично с меня хватит, – резко ответила я, – пусть лежит там, куда мы его положили, и забудь об этом, как о страшном сне.
– Что-то у меня такое чувство: мы здесь надолго.
– Типун тебе на язык, – испугалась я. – Разве тебе понравилось будущее?
Она покачала головой.
– Вот и мне не понравилось, и я хочу домой.
Мы обе шумно вздохнули: где он, наш дом? Лично я с трудом осознавала, что с нами произошло нечто очевидное и невероятное. Ведь до сих пор все было ясно и понятно, любой школьник знал: бытие определяет сознание, а не наоборот. И вдруг оказалось, что это самое бытие вдруг дало основательную трещину. Пожалуй, теперь я могла бы поспорить с профессором, который на госэкзамене влепил мне «четверку» по философии, испортив тем самым «отличный» диплом.
