Кронпринцесса в ответ передала: «Скажите этой ***, что она была бы рада иметь хоть половину моих драгоценностей».
Говорят, ответ Виктории не передали.
Вообще-то в этом рассказе вполне могла бы фигурировать и другая невестка, Мария Павловна, герцогиня Сёдерманландская, она ведь тоже получала подобные выговоры и как русская великая княжна и кузина царя владела большим количеством драгоценностей, чем свекровь, принцесса из захудалого немецкого двора.
Вторая жена Густава Адольфа, королева Луиза, была дочерью принца Баттенбергского, который в годы Первой мировой войны поменял свою звучащую по-немецки фамилию на Маунтбэттен; тогда же и королевский дом стал из Ганноверского Виндзорским. «Маунтбэттен» — остроумная игра слов, но фактически так называется укрепление на одной из береговых скал Ла-Манша.
Когда она была молода, к ней сватался португальский король, рассказывал много позднее ее брат, эрл Маунтбэттен Бирманский. Но ничего не вышло. Затем за ней ухаживал принц Христофор Греческий, и они даже тайно обручились, однако семья заставила расторгнуть помолвку по ряду причин. Об этом можно прочитать в биографии Луизы, написанной Маргит Фьелльман. Когда позднее книгу готовили к английскому изданию, Маргит Фьелльман спросила у старого короля, не желает ли он что-либо добавить или, наоборот, убрать из английской версии, он якобы проворчал: «Уберите про Христофора». Маргит Фьелльман выполнила просьбу.
В Первую мировую Луиза работала сестрой милосердия. Перед ее бракосочетанием с шведским кронпринцем состоялись дебаты о том, считать ли ее королевской особой или же кронпринц Густав Адольф, женившись на ней, потеряет право наследовать корону. Однако кто-то отыскал среди ее ближайших предков болгарского царя, и вопрос отпал.
Когда она сочеталась браком с вдовствующим кронпринцем Густавом Адольфом и приехала в Швецию, народ кричал «ура» — от радости, что на самом деле она не настолько безобразна, как на газетных фотографиях, ехидно заметил кто-то из прислуги. Еще и спустя восемь лет после ее приезда в Швецию Сельма Лагерлёф[66] с удивлением констатировала, что кронпринцесса в действительности была разговорчива, любезна и выглядела по-настоящему веселой, тогда как «ее уродливые портреты вызывали легкий страх перед нею». В самом деле, лицо у кронпринцессы Луизы было с «характером», и сделать хороший снимок удавалось редко, но на удачных фото ей присущи харизма и шарм, и выглядит она очень даже стильно. Трагедию с мертворожденным младенцем комментировали среди прислуги так: мол, неудивительно при такой-то хрупкости, да вдобавок она еще и курит как паровоз, — замечание вполне справедливое.
