впитают переизбыток, вытекающий из Легиона за непригодностью. Конечно, как бы там ни было, Смит, — (оборачиваясь ко мне на заднее сиденье) — и в нахождении собственного пути обратно в эмоциональную глушь, ты обязательно получишь подарочек от… кого-нибудь. А немножко кленового сиропа не улучшит твоего самочувствия?
— Конечно, Генри.
Такой вот был Морли. Машина тем временем начала где-то взбираться в предгорья, мы въезжали в разнообразные хмурые городки, где останавливались заправиться, там не было никого, кроме местных элвисов пресли в синих джинсах, поджидавших кого-нибудь на дороге, чтобы добить, а у них за спинами внизу — шум горных ручьев и ощущение высоких гор неподалеку. Чистая сладкая ночь — мы, наконец, выехали на настоящую узкую асфальтированную дорогу и устремились прямиком в горы. По сторонам стали появляться высокие сосны и отдельные скалы. Воздух стал резок и превосходен. Наша поездка как раз совпала с открытием сезона, и в баре, где мы остановились выпить, уже сидело множество охотников в красных шапочках и шерстяных рубашках — нагружаясь, они выглядели очень глупо со своими ружьями и патронами, сложенными в машинах; к тому же, они жадно расспрашивали нас, не видали ли мы где-нибудь поблизости оленей. Мы, разумеется, видели оленя сразу перед тем, как приехали в этот бар. Морли вел машину и чесал языком:
— Ну, Райдер, может, ты станешь Альфредом, Лордом Теннисоном нашей маленькой теннисной компании здесь на Побережье, тебя назовут представителем «новой богемы» и станут сравнивать с Рыцарями Круглого Стола минус Амадис Великий и необычайное великолепие маленького мавританского королевства, проданное Эфиопии за семнадцать тысяч верблюдов и шестнадцать сотен пеших солдат, когда Цезарь еще мамкину титьку сосал. — Как вдруг на дороге оказался олень — застыв, он смотрел в наши фары, а потом, прыгнув, скрылся в подлеске у обочины и исчез во внезапно громадном алмазном молчании леса (которое мы услышали, когда Морли заглушил мотор), и раздавалось лишь сбивчивое шарканье его копыт, пока он убегал наверх, в туманы, к убежищу индейца, питающегося одной сырой рыбой. Сейчас уже мы находились в настоящей стране — Морли сказал, на высоте около трех тысяч футов. Не видя, под собою мы слышали ручьи, холодно шумевщие по холодным камням под светом звезд.
— Эй, олешка, — завопил я вслед животному, — не беспокойся, мы в тебя стрелять не станем. — А теперь в баре, где мы остановились по моему настоянию (- В этой как бы холодной северной горной стране нет ничего лучше для человеческой души в полночь, чем хороший теплый стакан подогретого красного портвейна, тяжелого, словно сиропы Сэра Артура…):
