Ворота проглатывали очередной самосвал, колонна разрывалась, то один, то другой шофер бросал недокуренную папиросу, вдавливая ее каблуком в сухую землю, и не торопясь направлялся к своему грузовику. Место ушедшего тотчас занимал другой, и теперь уже я протягивал папиросы и подносил спички...
Я посмотрел на часы. Заводские должны появиться через восемь минут, последний их МАЗ медленно втянулся в ворота. И тотчас в степи родилась тревога. Еще не было слышно двигателей, но тишина сузилась и насторожилась. Тревога нарастала, и в какое-то мгновенье возник приглушенный расстоянием и жарой низкий звук. Это один за другим, не сбавляя скорости, шли МАЗы. И даже не видя их, по звуку можно было представить себе, как красиво они идут. Неожиданно к их ровному гуденью прилепилось погрохатыванье железного кузова. И по степи, опережая басовитую ноту МАЗов, покатился желтый клубочек пыли. Клубочек катился все быстрее. И теперь одинокий звук мотора и громыханье кузова были громче рева мощных дизелей,
Я из-под руки смотрел в сторону шоссе.
— Кто-то из ваших жмет... Торопится, — сказали сзади. Потом тот же голос, в котором одновременно жили усталое восхищение и зависть, произнес: — Красиво идет, сволочь....
В хвосте колонны, скрежетнув тормозами, круто осадил ЗИЛ. Клубы пыли, редея, поползли над дорогой. Хлопнула дверца. На обочине возникла по-мальчишески хрупкая и легкая фигура водителя.
Его лицо, косоворотка с засученными по локоть рукавами, коротковатые, вздувшиеся на коленях брюки, парусиновые тапочки — все было серым от пыли. Он улыбнулся, разжав серые губы, и удивленно сказал:
— Успел все же. Думал, не успею...
Потом он сломанно опустился на край кювета, посидел, привыкая к новому положению, и откинулся на траву, разметав руки. Это был Алешка. Тот самый, который приходил в первый вечер вместе с Федором.
Пыль осела, показался знакомый с вмятиной борт самосвала «79-40». Значит, Алешка сделал одним рейсом больше.
Я подошел к нему и опустился на корточки.
— Здравствуй, — сказал я, разглядывая его запрокинутое лицо. — Значит, это за тобой я по степи гоняюсь?
— Выходит, так, — ответил Алешка, приподнимаясь. — Я думал, вы меня сразу узнали.
— Ты здорово водишь, — сказал я.
— Да нет же, — воскликнул Алешка таким тоном, будто он давно всех убеждал в этом, но ему не верили. — Ведь по этой самой шоссейке я бетоню второй год. Просто знаю дорогу, будь спок!
Алешка еще не забыл мальчишеские слова, родившиеся в поселке невесть когда. Было время, когда пацаны в Горске называли дорогу — в то время еще обыкновенный проселок — шоссейкой, а высшую степень уверенности выражали лаконичным «будь спок!» Я вспомнил об этом, и мне стало смешно.
