Дождик оборвался. И неутоленная до конца жажда умиротворенно тлеет во мне.
Я никогда не предполагал, что умею так любить лето. Я исследовал его по частям, словно ел и не наедался, оставляя самый заветный кусок на завтра. Поэтому каждый день для меня — особенный, не похожий на прежние. Я возвращался из степи и радовался, что давно уже не ходил в огород и завтра утром пойду туда. Перешагивая через грядки и отыскивая в огуречных петлях первые горькие огурчики, я вспоминал, что еще не был по ту сторону железной дороги. И на другой день спозаранку отправлялся в путешествие.
Мои маршруты делались все более дальними и в конце концов к цели я стал добираться вечером, когда в пору было возвращаться.
В одном из дворов на соседней улице как-то я увидел старенький «москвич». Он стоял в дальнем углу, возле коровника. На его облупившейся потускневшей крыше громоздился фанерный ящик из-под папирос, на багажник то и дело взлетали куры...
В воскресенье я отыскал хозяина. Взлохмаченный, в штанах, засученных до колен, босиком, он деловито щурил на меня серые с хитрой рыжинкой глаза.
Договорились мы быстро.
Его жена, сидевшая в тени на крыльце, махнула рукой:
— Берите, ради бога, уважаемый! Замучилась. Двор загромождает. То шариков, то колесиков каких-то нет... Всю семью издергал.
— Не слушайте ее, товарищ, — обстоятельно говорил хозяин. — Машина добрая. Тысяч сорок всего-то и прошла. Сами бы ездили, да некогда все.
Он развел руками.
«Москвич» поездил изрядно, хотя на спидометре действительно было сорок две тысячи триста шесть километров. Помятые жидкие крылья вздрагивали при малейшем прикосновении, руль ходил туго, левой фары вообще не было. А педаль ножного тормоза проваливалась так безнадежно, что становилось ясно: задержать это чудо автомобильной техники может только дубовый шлагбаум или стена рубленого дома.
Я не стал ждать оформления бумаг на свое имя. Я вручил хозяину то, что он просил, и взял у него доверенность.
Часа два я крутил ручку, пытаясь запустить это понурое сооружение. «Москвич» только встряхивался и пускал в морду любопытствующей свинье голубые кольца дыма. Пять раз я проверял контакты, вывинчивал свечи, продул и промыл карбюратор. Наконец мотор сначала истерично, а затем все более уверенно зафыркал.
По перепачканному автолом лицу хозяина разлилось сияние. Мне показалось, что он несколько усомнился — не продешевил ли, и я спешно вырулил за ворота.
— ...Та-ак, — протянул отец, разглядывая из-под очков мою покупку. — Стало быть, предприятие наше процветает... Куры — есть, свинья — тоже, автомобиль — налицо. Пару теляток привести, и можно переходить к натуральному хозяйству...
