С бьющимся сердцем Семен стоял у борта и смотрел, смотрел. Но его позвали в машину. Он сепарировал топливо, поливал маслом коромысла клапанов: старая, знакомая еще по Горску работа. Никак не вязалась она с тем, что он видел. Море требовало большего, как он думал, и совсем иного. Но ничего другого Семен не умел делать.
Иногда, шатаясь по оживленным улицам Петропавловска, он чувствовал себя необыкновенно сильным. К теплому машинному запаху, исходившему от его рук и щек, примешивался необъяснимый запах свежести. Он знал, что это запах моря.
1
Маленькое окошко занавешено маминым темным платком. Я знаю этот платок. Ему лет восемь. Он появился еще тогда, когда я задумал жениться. Тогда мама и купила себе этот платок — теплый, громадный. В нем она становилась серьезной и строгой. Вместо кистей с краев платка свешивались какие-то короткие колбаски. Они постукивали друг о друга.
В соседней комнате разговаривали. Ступая босыми ногами по прохладным половицам, я ощупью нашел выход из спальни. Голос отца я узнал сразу — он не умеет говорить тихо.
— Да ты не плачь, стара. Не плачь. Все образуется. Приехал человек домой, а ты его оплакиваешь, — говорил отец, неуклюже поглаживая мамино плечо, — они сидели боком ко мне на низенькой скамейке и не видели, как я вошел. Мама не отнимала полотенца от глаз.
— Болен... может, и болен. Когда я с фронта вернулся, меня полгода припадки били. Помнишь? Думали — падучая. А вот зараз ничего. Семен взрослый мужик. Мало ли чего не бывает. Пережил что. Погодь, сам расскажет. Молочка парного попьет, огурцов поест, в степь съездит и расскажет...
— Здравствуйте, тату... — сказал я.
Отец засуетился, вскочил. Потом приосанился и снял очки.
— Здравствуй, сынок...
Мы обнялись. Щека у него была твердой и колючей. Его мокрые волосы коснулись моего лица — отец только что умывался. У нас одинаковые волосы — прямые, свисающие на лоб, соломенные. Только у отца они поредели и сделались сивоватыми. А высоко подбритые виски его стали совсем седыми. Отец взял меня за плечи и повернул к свету.
— Здравствуй, сынок, — серьезно повторил он и вдруг озорно встряхнул меня и молодо улыбнулся.
В дороге, еще подъезжая к Архаре, я открыл свой чемодан,, чтобы достать полотенце и мыло. Под полотенцем оказался солидный сверток. Я развернул его. Это были две бутылки вина с необычно яркими наклейками. Одна темная, длинная, похожая на зенитный снаряд, другая — восьмигранная с коротким горлышком. Она была оплетена золотыми шнурами. Я растерянно стоял над чемоданом, держа в руках обе бутылки. Как они могли попасть ко мне? Я подумал, что перепутал чемоданы. Но полотенце было мое. Я поставил бутылки на столик и стал осторожно рассматривать бумагу, в которую они были завернуты. Поперек всего листа размашистым почерком Феликса было написано: «Нехорошо, старина, ехать к отцу без подарка, достойного солдата».
