Казанова сделал вид, будто заново производит подсчеты, за которыми с волнением следили трое старых простофиль.
— Ах! — вдруг воскликнул он.
— Что такое?
— Это, должно быть, произошло, когда ваша светлость спросили меня про вашего племянника, — с укором сказал Казанова, обращаясь к Дзиани. — Я написал «девять тысяч четыреста двадцать пять» вместо «ноль четыреста двадцать пять». А это меняет дело. Нас предупреждают, чтобы мы не расспрашивали пока про Ундину. Это принесет нам несчастье. Впоследствии…
Лица трех расстроенных стариков, как по мановению волшебной палочки, мигом просветлели. Конечно же, они с самого начала знали, что «Ключ» не мог дать такого указания, а Джакомо, добавил Дзиани, следует в будущем тщательнее все проверять.
— Кто угодно может допустить ошибку, — пришел ему на выручку Барбаро.
— Особенно когда вы мешаете, — с укором добавил Брагадин.
Но слишком большое облегчение они чувствовали, чтобы препираться даже между собой. Собственно, настолько большое, что Казанове не пришлось прибегать к помощи «Ключа Соломона», чтобы попросить у них в долг сотню дукатов. Они похлопали его по спине, назвали славным малым, по-дружески предупредили, чтобы он был поосторожнее, и одолжили сто дукатов с таким видом, точно были признательны уже за то, что он принимает их деньги.
Невзирая на приятную тяжесть в карманах, Казанова, как и любой другой мужчина, оказавшийся в его положении, был немало обескуражен тем, что эта новая и, пожалуй, наиболее интересная любовная авантюра не имеет никаких перспектив. Да разве может он преуспеть при столь внушительной оппозиции со стороны и правителей, и посла, и лучшего друга, и своего покровителя, и при том, что буквально никто не в силах ему помочь? Однако таков уж был характер Казановы, что он не терял спокойствия и веселости в условиях, когда любой другой рассудительный мужчина впал бы в уныние; у Казановы же под влиянием этой новой для него необходимости воздержания возникло мистическое чувство, что он должен завоевать право на обладание незнакомкой. Уверенность в том, что как бы там ни было, а он в конце концов найдет ее, объяснялась отчасти этим мистическим чувством, отчасти самонадеянностью, отчасти же — не столь уж малообоснованной верой в свою удачу в любви.
И вот Казанова, напевая популярную песенку про народ, который вечно смеется, отправился после полудня на розыски незнакомки. Он едва ли рассчитывал увидеть ее в ближайшие день или два.
