— Нельзя хранить гениальное втайне, — иронически заметил граф. — Предвижу, через сто лет за мной будут бегать, чтобы расспросить о вас.
— Это не примирит меня со смертью.
— Пусть мысль о будущей славе утешит вас сейчас, — любезно сказал граф. — Люди готовы были умереть за это.
— Ну и дураки, — мрачно изрек Казанова. — Год молодости стоит вечной славы.
— Не будем об этом, — заметил граф, явно намекая, что для бессмертного эта тема не представляет интереса. — Но есть один предмет, о котором мне хотелось бы вас расспросить.
— И что же это? — спросил Казанова, исподтишка бросая взгляд на часы и беря бокал.
— Женщины.
— А-а. — Казанова, даже не пригубив шампанского, поставил на стол бокал.
— А-а? — передразнил его граф. — Когда мы с вами познакомились, мсье Казанова, вы не терялись при обсуждении этого увлекательного предмета. И то, что вы говорите в своей книге, подтверждает вашу репутацию соблазнителя.
— Вы очень любезны, — безразличным тоном пробормотал Казанова.
— И все же… — Граф быстро сунул в нос одну за другой две понюшки табаку, что, видимо, должно было подчеркнуть его скепсис. — Простите меня за нескромность… но… вы ничего не приукрасили?
— В этом не было нужды, — задумчиво произнес Казанова, и в глазах его сверкнул былой задор.
— И однако же, — граф, казалось, размышлял вслух, — однако же, хотя у вас было столько приключений со столь многими женщинами и в столь многих странах, хотя вы так лихо перескакивали из одной постели в другую — а может быть, именно потому, — вы никогда по-настоящему не любили, верно?
— Что?! — воскликнул Казанова, наконец почувствовав подлинный интерес к беседе. — Да вся моя молодость и все зрелые годы сгорели на костре страсти…
— Несомненно, несомненно, но это не одно и то же, — холодно заметил граф, прерывая его. — Ну а ваши женщины… они были высоких достоинств? Они обладали шармом, сексуальным любопытством, чувственностью… но испытывали ли они к вам подлинную привязанность, преданность?
— Вы не знали меня или напрасно читали мою книгу… — возмущенным тоном начал было Казанова, но граф перебил его.
— …Вы всегда легко с ними расставались… а замечали ли вы и размышляли ли над тем, что и они без труда расставались с вами?
Казанова заерзал в кресле и со смущенным видом обвел глазами комнату. Ясно было, что эта мысль никогда не приходила ему в голову. Граф заметил произведенное его словами впечатление и с ехидством давнего друга использовал свое преимущество.
