Молящиеся — и сверху, и снизу — тихо повторили:
— Вечность, вечность.
Когда преподобный Эллери Колуорт закончил, откуда-то с небес донеслась негромкая музыка, и его потемневший силуэт бесшумно исчез за аналоем.
На нас опустилась долгая тишина, и тут я разрыдался.
* * *
В ту ночь я лежал без сна в своей койке на борту «Сетуса-7».
Квелл уже отключился. Узоры из дождевых струй, смоделированные для замены снотворного, скользили по нашим лицам и по задней переборке.
Голосовые часы еле слышно бубнили: «Тик-так, час… тик-так, два… тик-так, три».
Наконец я не выдержал:
— Квелл, ты спишь?
И тут из другого конца каюты мне безмолвно ответило его сознание:
— Часть моего разума бодрствует, а другая спит. Мне снится тот старик, что явился к нам с предупреждением.
— Илия? Ты ему поверил — ну, что наш капитан слеп?
— Да. Это общеизвестно.
— А он и вправду безумен?
— Мы сами должны это выяснить.
— А вдруг будет слишком поздно, Квелл?
Тени от умиротворяющих струй дождя все так же стекали по моим щекам и по переборкам каюты. Издалека донесся несмелый раскат грома.
— Квелл? Ты уже целиком заснул, что ли? Ладно, дрыхни, мой прекрасный спутник. Тело странного цвета того мира, который я никогда не увижу. Холоднокровное существо с горячим сердцем; губы твои неподвижны, но разум даже во сне дышит дружелюбием.
Голос Квелла сонно пробормотал у меня в голове:
— Измаил.
— Квелл, хвала Господу, что Он дал мне тебя в товарищи на весь этот рейс.
И тут голос Квелла стал повторять со всех сторон: «Измаил… Измаил».
Громкоговорители заорали:
— Капитан на борту, приготовиться к предстартовому отсчету!
Члены экипажа, надев скафандры, заспешили к штатным местам и пристегнулись ремнями. Огромные люки были закрыты и герметично задраены, стартовые платформы отвезены на положенное расстояние, двигатели запущены.
— До старта одна минута. Время пошло.
Мы замерли, ожидая, что нас вот-вот подхватит огненным ветром и унесет в небо.
Все так и было.
Боже милостивый, думал я. Помоги мне прокричать: «Мы взлетаем, взлетаем!»
Но нас, как монахов, давших обет молчания, приняла в свое лоно тишина.
Ибо даже грохочущая ракета, своим воем рвущая душу на Земле, беззвучно проносится несколько миль вверх, к звездам, будто трепетно вступает в величественный храм космоса.
Свободны, подумал я. Нет гравитации. Нет притяжения! Свободны. Ах, Квелл, как здорово, что мы… живы.
Когда мы благополучно вышли на орбиту и отстегнули ремни, я спросил:
— А теперь что делаем?
