Ох уж эта космическая логистика. Ввести в компьютер миллиард и одно решение на все случаи жизни. Как наполнить десять тысяч рожков для кормления космических младенцев супероднородной, супергомогенизированной смесью. Как обеспечить поступление свежего воздуха из застекленных оранжерей. Как настроить опреснители для перегонки пота в питьевую воду.
Ударить во все колокола, нажать на клаксоны. Зажечь вспышки, приготовить раскаты грома. Спасайся, кто может.
Мы с Квеллом стояли на стартовой площадке, разглядывая гигантский корабль. После тревожной встречи с Илией прошла ровно неделя, и все семь дней члены экипажа, в том числе и мы сами, трудились не покладая рук, чтобы подготовить «Сетус-7» к старту.
— Квелл, — заметил я, — ни разу за целую неделю, среди всей этой суеты и беготни, не встретился нам — ни на борту, ни поблизости — напророченный капитан, хоть слепой, хоть зрячий.
Склонив набок подобие головы, Квелл закрыл глаза.
— Это он, — услышал я его шепот.
— Что? — забеспокоился я. — Что ты сказал?
Квелл продолжал шептать:
— Совсем близко.
Он повернулся и указал на стартовую башню. Лифт медленно полз наверх, и в кабине мы разглядели одинокий, темный силуэт.
— Наш капитан, — сказал Квелл.
* * *
Церковь при космодроме. Накануне старта я пришел помолиться. За мной увязался Квелл, хотя я так и не понял, какому богу он молится и, вообще говоря, осознает ли, что такое молитва. Полумрак успокоил наши глаза, воспаленные слепящими огнями стартовой площадки. В этом тихом священном пространстве мы рассматривали купольный свод и мерцающие на нем полупрозрачные фигуры мужчин и женщин, не вернувшихся из космоса. От них исходил нежный, приглушенный шелест, многоголосый шепот.
— А это что? И зачем? — спросил Квелл.
Понаблюдав за плавающими фигурами, я ответил:
— Это мемориал — образы и голоса тех, кто погиб и навеки остался в космосе. Здесь, под куполом храма, с рассвета до заката воспроизводится облик и речь каждого — в знак памяти.
Мы с Квеллом стояли, слушали и смотрели.
Один из этих потерянных голосов произнес:
— Дэвид Смит, пропал на орбите Марса в июле две тысячи пятидесятого.
Другой, высокий и нежный, вторил:
— Элизабет Болл, дрейфует за Юпитером с две тысячи восемьдесят седьмого.
А третий, звонкий, повторял снова и снова:
— Роберт Хинкстон, убит метеоритным дождем в две тысячи шестьдесят третьем, похоронен в космосе.
