– Да, да, говорил… Я знаю. Ах, жаль, нет романса на слова Ахматовой:
Все по-твоему будет, пусть!
Обету верна своему,
Отдала тебе жизнь, но грусть
Я в могилу с собой возьму.
И она вытерла глаза.
– Вот ты уже расстроила себя; к чему заводить такие разговоры, тем более перед выступлением? – сказал с некоторым раздражением Сергей Петрович.
– Ну, какое это выступление! Два-три романса в каком-то рабочем клубе… я даже не волнуюсь перед такими выступлениями. А ты что играешь? – и она стала разглядывать принесенные им ноты, чтобы скрыть слезы. – Сен-Санс, Кюи – это хорошо! А вот это, переписанное от руки, что такое? Опять новый романс сочинил?
– Да, набросал вчера. Хотел с тобой посоветоваться.
– После концерта просмотрим. А чьи слова? Майков? – и она прочла:
Над необъятною пустыней океана
С кошницею цветов проносится весна,
Роняя их на грудь угрюмого титана.
Увы! Не для него веселия полна,
Любовь и счастие несет с собой она.
Иные есть края, где горы и долины,
Иное царство есть, где ждет ее привет.
Трезубец опустив он смотрит ей во след…
Разгладились чела глубокие морщины…
Она ж летит, что сон… вся красота и свет…
Нетерпеливый взор куда-то вдаль вперяя
И Бога мрачного как будто и не зная…
Нина отложила ноты.
– Красивый текст, – сказала она, – но угрюмым и мрачным я бы этого титана не назвала, уж скорей меланхоличным! – и она усмехнулась. – Ну а посвящается этот романс кому? Наверно, племяннице?
Сергей Петрович поднял голову:
– Почему так, Нина? Что за странная мысль?
– А разве я ошиблась?
– Я никому не посвящал его. В твоих словах мне показался намек, которым я удивлен. Кажется, ты меня за доктора Паскаля из романа Золя принимаешь?
– Нет, Сергей, я далека от мысли, что ты можешь соблазнить или увлечь Асю. Благородство твое я знаю. Я подумала только, что ты бессознательно, в глубине души очарован ею.
– Почему ты вообразила? Ты и вместе-то нас видела всего только раз.
– Для женщины и этого довольно. Разве я не права?
– Нет, не права. Я знал ее ребенком, и она для меня прежде всего дочь моего брата. После взятия Крыма красными, когда Всеволод был расстрелян, а меня, как ты знаешь, морили в ямах вместе с другими белогвардейцами, я страшно беспокоился за судьбу Аси. Я едва отыскал ее потом на окраине Севастополя, в мазанке. Она бросилась мне на шею, ободранная, худенькая, голодная… Я дал себе тогда мысленно клятву, что пока я жив…
– Сергей, это трагично, то что ты говоришь! С кем же она была?
