Тополь берлинский | страница 113
— Чтобы ее разжижить?
— Да. И просмаливали лодку и бочки. Их использовали вместе с якорями, которые лежали на дне. Вся сеть крепилась, понимаешь? К берегу! Мы поднимали ее раз в две недели, особенно сложно было закрепить ее на месте, я обычно греб, а дедушка и… не помню, как его звали, Оскар, кажется, расправляли сеть. Конечно, надо было все хорошенько подготовить на суше. Мы варили огромный котелок березовой коры, пар валил! Добавляли туда немного смолы и потом процеживали и лили на сеть, свернутую в бочке. И придавливали камнями.
— Это чтобы она не портилась от соленой воды?
— Именно. Пропитывали сеть, так это называлось. Питать — это же давать еду, а здесь все делалось для того, чтобы в сеть ничего не попало и не повредило ее. То есть нечто противоположное. Но о чем я? А, да, сверху клали камни. А запахи, боже мой! Сороки трещали, и солнце, и лодочный сарай, и фьорд, и уверенность в том, что мы делаем нечто важное, собираемся ловить огромного лосося на продажу! Ты себе не представляешь…
— Так ты начал задумываться об отъезде только после смерти дедушки?
— Да. Раньше я думал, что буду жить там всегда. Вместе с ним. Вот глупость-то! Но это немудрено, он был таким подвижным и энергичным, что казался… бессмертным. Вот от чего мне станет плохо, когда я вернусь домой. Я не говорю с Крюмме о Норвегии. Потому что стал… в Дании самим собой.
— Не совсем. От этого ты никуда не денешься.
— Неужели? Маленькая фрёкен — психолог?
— Давай выпьем, дядя Эрленд.
Эрленд заснул прямо в кресле, откинул голову и в ту же секунду заснул. Она прикрыла его покрывалом с кровати, погасила свет и поднялась на лифте на свой шестой этаж. Включила мобильный, получила три смски от Маргрете и от автоответчика. Звонил отец, говорил тихо и обстоятельно, как в микрофон, он слышал, что она уедет только завтра, и поэтому надеется увидеть ее утром в больнице. Под конец он рассказал, что Сири заспала двоих поросят. Только эти слова: «Сири заспала двоих поросят».
Такое случилось впервые. Ни с одним опоросом раньше не была она так небрежна. Он считал ее идеальной матерью. Он все помыл и прибрал у нее, принес новой соломы, и опилок, и торфа, словно ничего не произошло. Поросят он просто выкинул, когда нашел их накануне, за амбар, где валялись остатки матраса. Он принес несколько щепок, добавил парафина и поджег их вместе с матрасом.
— Хорошая девочка, держи.
Он достал из нагрудного кармана кусок хлеба и дал ей, почесал ее за ухом, в общем, вел себя как обычно. Поросят он вытянул из-под ее ляжек так, что она даже не заметила. Просто убрал их. Свиньи, скорее всего, считать не умеют.