Позиция основу спасительности жертвы Христа видит в том, что Он не был конкретным человеком — у него не было человеческой личности, но сохранилась единая ипостась Слова, которая приняла в себя всю человеческую природу (без индивидуальных примесей и недостатков). Две природы — но одна Богочеловеческая, личность. В этом «асимметрия» православного догмата. Но вследствие этого каждый человек может во все-человеке Иисусе видеть свое, ибо своего в смысле «не-нашего» в Нем не было ничего.
3. Слово, будучи единственным «субъектом» Христа, есть также субъект смерти «во плоти». Все, что происходит и что делаег человеческая природа Христа — это оказывается действием Бога. Что рождает Мария? — тело младенца. Где то «я», которое об этом теле может сказать: это «мое тело»? — это «Я» Бога. Что страдает на Кресте? — душа и тело человека. Кто говорит: «Это Моя боль»? — Творец Вселенной… Именно потому, что нет человеческой ипостаси Иисуса, и в силу того, что мать не может быть матерью «чего-то», но лишь «кого-то», Мария поистине оказывается матерью Бога. Кстати, несто-рианско — теософская схема весьма популярна сегодня; она избегает личного тождества — и тоща на Голгофе страдал снова лишь человек, которого вовремя уже покинул Логос… Но тогда вновь — если Слово не стало человеком, то Бог недостижим для людей, и спасение невозможно…
ВОПРОСЫ
В каких отношениях находятся Божественное и человеческое во Христе согласно Несторию? Объясните правомерность употребления выражения «Божия Матерь».
Была ли во Христе человеческая индивидуальность? Можно ли говорить о национальности Христа?
Позиция 48. МОНОФИЗИТЫ
В полемике с Несторием Евтихий так настойчиво утверждал единство божественного и человеческого во Христе, что для человека уже не осталось места. «Из двух природ» составилась одна — только Божественная. Отсюда название ереси — «монофизиты» (одна природа). Лишь видимость человека была у Христа — как у Зевса была лишь видимость лебедя. Но — «Слово сделалось человеком, а не снизошло в человека», — св. Афанасий Великий. А «если по существу Господь был нечто иное, чем человек, то все было какой-то призрач-ностию и обманчивой мечтой — не было креста, не было и воскресения после страдания», — св. Григорий Нисский. Был лишь спектакль… Поэтому важным аргументом православных было указание на слезы Спасителя при известии о смерти его друга — Лазаря: ведь никакая «икономия» не может предписывать проявлять ложные чувства (хотя и может велеть скрывать подлинные чувства). «Один и тот же плачет при гробе и воскрешает друга», — преп. Иоанн Дамаскин
