Но тут до него снова донеслось тихое попискивание, похожее на стрекот кузнечика. Старик взобрался наверх и увидел наконец котенка. Он сжался в комочек в выеденном древоточцами углублении опорной балки.
Совсем невредимое животное безжизненно лежало на ладони мужчины. Хардель тер котенка своим морщинистым стариковским большим пальцем, придвинул кошачий ротик к своим губам и попытался вдохнуть жизнь в этот плюшевый комочек. Он дул и дул, а домик позади него выглядел так, будто его сразил смерч.
Когда Хардель перестал делить с котенком свое дыхание, он увидел, что тот сладко потягивается на его ладони, как это делают кошки, греясь на солнце. Котенок вытянул заднюю лапку, потом переднюю и — умер.
Хардель сгорбился от горя. Неужели его жизнь зависела от этого жалкого котенка? Он беспомощно огляделся. У живой изгороди стоял соседский мальчик. Хардель взглянул на него и выпрямился.
— Я не убивал его!
Мальчик засопел.
— Что?
Мальчик покачал головой.
— Ведь я не убил его, правда?
Старик воспринял покачивание головы как оправдательный приговор и обнял мальчика за плечи.
— Бывает, что они утаскивают и детеныша. Просто утаскивают детей, понимаешь?
В старом городе
Перевод О. Бобровой
Летним воскресным утром, ранним-ранним утром, приехали они в старый город. На узкой площадке — на месте прежнего голубиного рынка — стояло несколько машин. Их лаковая поверхность была покрыта бархатистым налетом росы, совсем как на заиндевевших яблоках или грушах в саду.
Мужчина, с уже наметившимся брюшком, взялся за бампер своей небольшой машины, поднял ее и повернул так, чтобы можно было передним ходом занять свободное место на стоянке. Да, он поднял машину, хотя его жена оставалась внутри и с испугом, но и с восхищением смотрела на него. Он хотел произвести впечатление и увидел, что ему это, пожалуй, удалось. Он чувствовал себя бодрым и способным на многое. Занималось утро, солнце еще не взошло, и мужчина был еще полон сил.
Он был ее первым мужем, а она его третьей женой. Между ними была разница в двадцать пять лет. Мужчине, правда, казалось, что он в состоянии преодолеть эту разницу. Не то, что ему приходилось для этого изображать из себя молодого. Просто надо было быть самим собой, не считая разве некоторых глупых выходок, к которым он прибегал, чтобы услышать от нее, что он еще, в сущности, мальчишка, большой мальчишка.
Это не было их свадебным путешествием. Таких обывательских обычаев они не придерживались. Они возвращались из служебной командировки. Он журналист, она фотокорреспондентка. Они позволили себе на обратном пути после окончания одного репортажа отдохнуть в это воскресенье и вот бродили теперь по городу без камеры и карандаша, даже не думая, как можно было бы по-новому преподнести увиденное.
