Бали. Шесть соток в раю | страница 79



Прямо перед нами люди, несшие помост, остановились. Пританцовывавший перед ними полуголый брахман с бело-золотым шнуром, переброшенным через плечо, что-то закричал, размахивая вокруг себя уже знакомым мне кропилом. Несколько мгновений сооружение качалось, а затем носильщики начали поворачивать его по часовой стрелке: раз, другой, третий. После чего слаженно двинулись дальше.

— Что это такое? — спросил я у Спартака.

— Похороны. У какого-то из здешних баньяров торжественный день. Они разрешают душе умершего покинуть его останки, чтобы вернуться на землю для следующей жизни.

О балийских похоронах я читал и слышал много, но присутствовать на похоронной процессии мне еще не доводилось. Всем видам заботы об умершем балийцы предпочитают огонь. Огонь — божественная сила, позволяющая материальным элементам, из которых сложено тело, распасться и вернуться к матушке-природе. Только после этого душа освобождается и направляется к месту, где ее уже ждет новое рождение.

Единственное условие для кремации — все должно быть красиво. Иначе добрые духи не поймут и не помогут совершить душе умершего небесное путешествие. А злые духи, наоборот, подложат свинью, лишив покойного заслуженной им доброй кармы. Поэтому, пока денег на кремацию нет, умерший остается на временном кладбище, в земле. Лишь когда баньяр собирает необходимые средства для похорон, создается помост с башней, сооружают белого или черного быка — главное перевозочное средство для перехода в мир иной, собирают родственников — близких и дальних, соседей, выкапывают труп, окружают его магическими знаками и церемониями и весело отправляют в последний путь.

— Давайте присоединимся к ним. Если просто пересечь их путь на машине, это дурной знак. Лучше вначале проводим покойного к его новой жизни.

Спартак решительно направился в сторону процессии, и мне пришлось присоединиться к нему.

Вслед за периодически вертящейся башней — и как только у носильщиков не кружилась голова! — шла толпа родственников и знакомых, а также захваченных людским потоком зевак вроде нас. Среди них были и иностранцы; порой мелькали вспышки фотоаппаратов, но это не смущало никого из местных жителей. Вместе со всеми мы двигались, слегка пританцовывая и хлопая в ладоши в такт, с оркестром-гамеланом, громыхавшим и завывавшим где-то впереди.

— А где сам… покойный? — спросил я у Спартака.

— На спине быка.

Действительно, к спине священного перевозчика плоти было прикручено нечто напомнившее завернутую в белую тряпку связку дров.