— Эй, выметайся, чего прилез?
— Глобус у вас?
— Ишь, чего захотел! — И выталкивают. Я спешу, а они еще толкаются. Я вырвался и говорю:
— Директор спрашивает. А один не расслышал и орет:
— Ты еще здесь? Убирайся, щенок, пока цел! Я ие знаю, что делать. Опять кричу:
— Директор!.. — Что — директор?..
— Спрашивает, глобус у вас?
— Ничего у нас нет, понятно?
Стукнул меня по голове и захлопнул дверь перед носом.
Я возвращаюсь к учительской, а что говорить, не знаю.
— Они сказали, что нет.
К счастью, один ученик как раз несет глобус. И сердится, что опять поломают. Объясниться с директором нет никакой возможности, а откладывать не хочется. И я в отчаянии потянул за рукав учительницу. Не потя-нул, а слегка только дотронулся и говорю тихонько: — Госпожа учительница…
А учительница сразу услыхала. Отошла со мной в сторону, нагнулась: — Ты что?
И тут я сказал совсем тихо:
— Попросите, пожалуйста, директора, чтобы он маму не вызывал. Так тихо сказал, словно на ухо. Неудобно быть маленьким. Все время надо задирать голову… Все происходит где-то наверху, над тобой. И чувствуешь себя каким-то затерянным, слабым, ничтожным. Может быть, поэтому мы любим стоять около взрослых, когда они сидят, — так мы видим их глаза.
— Почему директор вызывает твою маму?
Мне стыдно сказать. Неприятно рассказывать такую глупость. Я опустил голову, а учительница нагнулась еще ниже.
— Ведь если я не знаю, я и просить не могу. Ты очень набедокурил? Я говорю:
— Нет.
Но я и сам не знаю, так ли это.
— Ну, расскажи.
Может быть, мы потому неохотно рассказываем о чем-либо взрослым, что они всегда куда-то торопятся. Всегда кажется, что все это их не касается, что они просто так скажут что-нибудь, лишь бы отделаться, отвязаться поскорее. Да и правда, у них свои дела, а у нас — свои. Вот мы и стараемся всегда рассказать покороче, чтобы не забивать им голову. Будто наше дело не такое уж важное, пусть только скажут: да или нет.
— Я бежал по коридору. И налетел на директора.
— И ушиб его?
— Нет, только рукой уперся ему в пузо.
— В живот, — поправила учительница. И улыбнулась.
А через минуту все уже было улажено. Я подумал: «Спасибо», — и пошел в класс. Даже не поклонился. Это, наверное, было невежливо. Да ладно, неважно. Только бы уж опять сесть за парту, только бы поскорее все это кончилось.
А на последнем уроке учитель читал об эскимосах. Зима у них длится полгода, а дома они строят из снега. Такие домики называются «иглоо». Можно и огонь внутри разжигать, но должно быть всегда холодно, а то дом растает.
