Это сравнение мне понравилось. Да, если бы даже я и мог снова измениться, я предпочел бы еще побыть ребенком.
И так мне стало хорошо и спокойно, как бывает, когда выйдешь вечером в поле, а ветерок ласково треплет тебя по лицу — словно кто рукой прикоснулся. А на небе звезды. И все спит. И запах поля и леса.
Быстро пролетел для меня этот час. Если я опять буду учителем, то никогда не стану вызывать ученика, с которым случилась беда. Пусть подумает, успокоится, отдохнет.
Я даже вздрогнул, когда раздался звонок.
И тут сразу начали приставать:
— Ты почему плакал? Что тебе директор сказал?
Взрослые не велят драться. Они думают, что мы деремся ради удо вольствия. Конечно, есть и озорники — мальчишки посильнее, которые за-дирают слабых. Мы их избегаем, обходим. Но они от этого только еще больше наглеют. И когда чаша терпения переполнится, приходится, на-конец, дать им урок. К счастью, таких немного. Они — наше проклятье. И смешно, что из-за них взрослые обвиняют нас всех. Взрослые не знают, что такое задира, а ведь задира и самого тихого может привести в ярость.
Ну, случилась беда. Каждый сам может догадаться, что мне сказал директор, раз я его чуть не опрокинул. Зачем спрашивать: «Что? Как?»
И хоть бы один. А то от одного отвязался, другой подходит — и опять все сначала. Видит ведь, что не хочу говорить. Я и не знаком-то с ним, почти не разговариваю, — и этот туда же:
— Это ты налетел на директора? Он, наверное, велел тебе с матерью прийти?
Нет, не дадут человеку побыть грустным. Будут лезть, пока из грустного не сделаешься злым.
Первому я отвечаю спокойно. Второму говорю:
— Отстань. Третьему:
— Отвяжись!
Четвертого я отталкиваю.
Теперь подходит Висьневский, Утром он говорил, что я сумасшедший, а теперь хочет, чтобы я ему все рассказал.
— Ну что? Почему ты ревел? Здорово он тебя отругал? Надо было сказать, что тебя толкнули.
— Сам ври, коли хочешь, — говорю я. И сразу же пожалел об этом.
— Подумаешь, какой правдивый! Глядите, ребята, какой святой нашелся!..
Я хочу уйти, а он не пускает.
— Погоди, куда спешишь?
Идет рядом и нет-нет, да кулаком в бок.
Я взял да оттолкнул его. А он еще пуще разошелся:
— Не толкайся, школа не твоя. Думает, раз его учительница похвалила, что одну ошибку сделал, так он уж и воображать может.
В первую минуту я даже не понял, что он там мелет. Потом только сообразил.
Я уже подхожу к двери, а он удерживает:
— Погоди, куда так торопишься? Не отпускает.
— Деточка, — говорит. — Наплакалась детусенька. Расплакалась девчушечка.
