— Были попытки?
— Да, представьте. Вскоре после визита пристава моя кухарка взяла расчет и тем же днем съехала. Ничего толком не объяснила, но вид у нее при этом был совершенно дикий. Дальше пошли неприятности более скверные. Сперва удавили Аякса. Я опрометчиво пускал его гулять одного — вот и нашел однажды в соседнем переулке, в канаве, с проволочной петлей на шее. А потом уже мне нанесли визит. Я в Иркутске пешие прогулки весьма полюбил и после обеда, если дозволяла погода, уходил до самого вечера. Как-то возвращаюсь: замок на входной двери сломан, и все в квартире вверх дном. Многое из инструментов пропало. Записи, к счастью, уцелели. И деньги. В ссылке быстро появляется привычка прятать подальше самое ценное. После этого я с квартиры съехал. Да и вообще из города, в нарушение всех полицейских правил. Но к тому времени на это не особенно обращали внимание. Дело происходило как раз в феврале семнадцатого.
— Знаете, доктор, — задумчиво сказал Агранцев, отправляя за борт выкуренную папиросу. — История у вас любопытная, однако я не очень-то верю, что безграмотные мужики из Березовки пытались выкрасть ваши манускрипты в надежде расшифровать их потом. И, кстати, что ж такого ценного несли эти записи, если вы были готовы за ними в огонь кинуться? Неужто одни рецепты? Что-то не верится.
Дохтуров пожал плечами и ничего не ответил. А если б и захотел, то все равно не смог бы — как раз в этот момент раздался вновь длинный гудок парохода. На реке, по всему, разворачивалось некое действо, суть которого насквозь сухопутному Павлу Романовичу была совершенна неясна.
Неподалеку слышались возбужденные голоса и смех.
— Пойдемте, глянем, — предложил Агранцев.
На носу собралось целое общество. Стояли все довольно плотно и определенно мешали работе команды — Дохтуров видел, как два матроса с трудом пробирались вперед, вдоль самого борта. Один при этом беззвучно шевелил губами — должно быть, ругался.
Вполоборота к Дохтурову стоял незнакомый полковник. Светлые усы щеточкой, лоснящееся лицо в мелких кровяных прожилках. Он поддерживал под локоток барышню в накинутом на плечи ватерпруфе — совсем юную, лет восемнадцати, не больше, — и что-то негромко втолковывал ей на ушко. Та немного конфузилась и все вертела над собой зонтик — в котором, к слову, не было никакой надобности. За спиной полковника тянулся в струнку хорунжий с желтыми погонами Забайкальского казачьего войска.
— Однако это уж совсем черт знает что! — воскликнул какой-то господин в летнем белом костюме. В руках у него был маленький театральный бинокль, через который он разглядывал то, что происходило на Сунгари впереди «Самсона».
