В конце марта Дзержинский вызвал к себе Левку и постановил перед ним поручение: быть неотлучно при Ильиче. Но так, чтоб никто и нигде не знал. То есть совершенно негласно. Что увидит, услышит — докладывать самому Феликсу.
Мне, говорил Дзержинский, как председателю ВЧК, надобно знать все. И обо всех. Без каких-нибудь там исключений.
Сказал — и внимательно в глаза посмотрел. Очень внимательно. Так, что Левка мигом сообразил: задавать вопросов не нужно.
Получил Левка несколько мандатов, на разные имена. Бумаги были ценнейшие — ежели с головой использовать и вести себя в соответствии, то пройти можно решительно всюду. Ну, что-что, а насчет головы беспокоиться нечего. С этим у Шерера полный порядок.
Жаль, конечно, что все эти мандаты — липа. А ведь многие товарищи всамделишные должности получили — да такие, что о-го-го-го! Хотя заслуг перед революцией куда меньше Левки имеют.
Ну да ладно. У него еще все впереди. Дзержинский так и сказал: ты, Лева, еще высоко взлетишь. Если, конечно, будешь предан делу партии. На том замолчал, но Левка уловил недосказанное: «А кроме того — и мне лично».
Так что уж пятый месяц Шерер — вроде бы как тень Владимира Ильича. Куда тот — туда и Левка. Другой бы давно засыпался. Попал бы на подозрение к собственным товарищам. А Шерер — ничего. Потому что конспирацию знает. Хорошая за плечами школа.
Меж тем митинг в гранатном цехе пошел к завершению. Левка такие моменты научился чувствовать загодя. Ничего интересного сказано больше не будет, так что смело можно двигаться к выходу.
Вот он и выкатился в третий раз, прикурил, сложив ладони ковшиком, поправил на лацкане бант (бумажный, свернутый из красной обертки спичечного коробка фабрики «Гефест»). Незаметно по сторонам осмотрелся.
Неподалеку от выхода стоял автомобиль Ильича. На месте шофэра — Степан Казимирович Гиль. Этого Левка знал — не большевик, из «сочувствующих». Но сидит важно. Поглядывает по сторонам с таким видом, будто он и есть тут самая главная личность. Хотя на самом деле — что такое сочувствующий? Да ничего, воздух один. Сегодня сочувствует, завтра переметнется. Но вот Ильич его отличает. И берет чаще других. Говорят, умеет Гиль по дороге развлечь разговором сановного пассажира. Специально анекдотцы да каламбурчики собирает, а после выдает за свое. Вот и теперь губами шевелит — видно, повторяет про себя, дабы не позабыть. Готовится. И машину загодя развернул радиаторной решеткой к воротам. Это чтоб сразу с места рвануть. Ильич любит, чтоб — сразу. И садится не как прочие товарищи, сзади, а непременно рядом с водителем.
