— Таня!!!
Дочь будто споткнулась, глянула на меня застигнуто, бросилась к реке и бултых в воду. А мальчишка с крестом на шее подошел ко мне, усмехаясь:
— Что ж это вы, сударыня, так агрессивны? Недолго девчонку заикой сделать! Татка не обязана тут мозоли натирать — ведь это дело добровольное. — Он нагло сощурился, а я подумала, что переносица у него настолько широкая, что приложи к ней блюдце —и глаз не закроешь. — Надо наслаждаться жизнью, пока несчастная вселенная не рухнула на наши головы. Вот возьмут наши заморские «друзья» да как ахнут хитрую бомбочку! И что ты был...
Девочка в купальнике скучающе обронила:
— Фил, пошли отсюда.
Но мальчишка не торопился, закурил сигарету, выпустил дым девочке в голову и сплюнул, скверно ругнувшись. Слова возмущения застряли у меня в горле. А Таня уже стояла возле меня, опустив голову:
— Я не обязана, мама, мозоли натирать!
Я молча сняла с куста ее платье. Слышала ли она, как при мне выругался ее приятель? Стыдно, ой как мне было невыносимо стыдно!
— Одевайся! Не будешь работать как все — я возьму отпуск... За тебя буду тут, на поле.
— Извини, мамочка, я все поняла...
Я предпочла бы никогда больше не встречаться с тем Филом, но очень скоро он снова попался мне на глаза. Трое парней, приличных с виду, взявшись под руки, тараном шли на старика, сбили его с ног и пошли дальше, как ни в чем не бывало. Прохожие бросились к старику, а я погналась за хулиганами, схватила одного за плечо, развернула к себе лицом и принялась стыдить: нашел «достойное» занятие — издеваться над старостью!
— Пошла ты знаешь куда?— услышала я в ответ, и на мою голову полился такой поток отборной брани...
Растерянная, жалкая в своем бессилии, я окаменело стояла перед хулиганом,— такого унижения мне не довелось испытать...
Избавление подоспело в виде милицейского свистка, парень бросился догонять своих дружков, а кто-то бережно взял меня под руку, заговорил мягко:
— Успокойтесь, гражданочка, эти паразиты получат свое...
Уже дома, придя в себя, сообразила, что хулиган, оскорблявший меня, был не кто иной, как Фил.
В ту ночь я долго не могла уснуть, все думала: откуда берутся нравственные уроды? Чем живут такие люди и для чего живут, если у них нет ничего святого: ни совести, ни уважения к старшим? Сорняки на хлебном поле... Трудно представить их крошечными у материнской груди, невозможно представить.
Но где та неуловимая грань, черта, по одну сторону которой истинная красота жизни, благородство дел и поступков, а по другую все, что чуждо человеческой природе?
