Прощай, прощай, краса природы!
Волшебного шептанья полный лес,
Златочешуйчатые воды!..
Он молчал не меньше минуты, молчали все, и тогда он, закинув голову, читал уже другое:
— Сонет Петрарки:
Благословен день, месяц, лето, час И миг, когда мой взор те очи встретил!
Благословен тот край, и дол тот светел,
Где пленником я стал прекрасных глаз...
Сколько слез, страдая втихомолку, пролила я из-за своей неразделенной любви! Павел меня попросту не видел, не замечал, проходил словно мимо неодушевленного предмета. А я, бывало, спрячусь в чужом парадном неподалеку от дома, где жил он, и жду, когда Павел появится, чтобы выйти, сделав вид, будто оказалась в этих краях случайно. Час жду, второй, третий... Замерзну, проголодаюсь, а тут еще туфли жмут, новые, ноги как в деревянных колодках. Но не в старых же ботинках любовь свою ловить!
Как только Павел показывался в конце квартала, я выходила, замирая, мысленно умоляла окликнуть, остановить меня,— шла-то я прямо на него, но, увы, он проходил мимо...
Так уж случилось, обычно говорят — «судьба», меня направили в ту поликлинику, где работал Павел. Пришла туда неумелым новобранцем, и не кто иной, как Павел, помог мне на первых порах поверить в себя, вникал во все, что ставило меня п тупик. Я могла, по простоте душевной, скидывая со счета мнительность больного, не только добросовестно расписать по косточкам его болезнь — будто школьнику урок объясняла,— но и сказать что-то вроде: «Однако!» или «Типичная картина». Было и такое, что после моего легкомысленно-многозначительного «редчайший случай» больная упала в обморок.
«Ты говоришь все, что знаешь,—поучал меня Павел,— врач же обязан знать, что говорить, где и когда. Думать надо!»
То, что я обижалась, его не смущало:
«Ты хочешь, чтобы я из-за хорошего отношения к портному носил плохо сшитый им костюм?»
Однажды я отправила больного на машине «скорой помощи» с острым приступом аппендицита, а там оказалась больная почка. Меня упрекнули: «Вы поставили знак равенства между симптомами и диагнозом, а этого делать нельзя!»
Тогда я решила, что врач из меня никудышный, окропила слезами свой белый халат, потом и улицу по дороге домой, а дойдя до угла, вдруг свернула и побежала к автобусной остановке — захотелось поплакать на Павлушином плече.
Он вышел на звонок в пестром ворсистом халате, с трубкой в зубах — старосветский помещик, и только.
— Какими судьбами? — Он явно обрадовался мне. Впуская в прихожую, извинился: — Сейчас переоденусь, не ждал.
