Аллен на мгновение задумался, изучая своего нового приятеля. Выздоровев, тот сильно изменился внешне. Он обрезал свои длинные черные волосы на манер Аллена, в стильное "карэ" до подбородка, приобрел общий для всех бессмертных идеальный цвет лица и легкий румянец. Кожа у него была светлой, а темные серые глаза, посаженные глубоко и широко, казались почти синими. У Кевина было очень мягкое, почти детское лицо - короткий чуть вздернутый нос, широкий рот, округлый подбородок с ямочкой. Мягкость была и во всей его фигуре - ростом заметно выше Аллена, он все равно казался легким и слабым.
Аллен опять подумал, что, возможно, дело в том, что Кевин с детства страдал неоперабельным пороком сердца, с первых шагов был жестоко ограничен в движении. Это наложило мощный отпечаток на все его существование. Только тихие игры. Только интеллектуальные занятия. Никакого спорта. Никаких танцев. Никаких волнений, споров, ссор. Никаких крайностей. Аллен задумался о том, каково это - всегда думать о том, что любая вещь, доступная любому человеку, легко может уложить тебя на больничную койку или в гроб. Да, конечно, это меняет все.
Кевин не был трусом, но мог показаться таковым менее наблюдательному, чем Аллен человеку. Достаточно было повысить на него голос, чтобы он отказался, по крайней мере на словах, от своих убеждений. Достаточно было показать ему кулак, чтобы он покорно сделал то, что от него хотят. Аллену казалось это абсурдным, он давно забыл те времена, когда думал о сохранности своего тела. Он мог позволить себе вмешаться в любую драку, не опасаясь быть убитым - тело легко боролось с повреждениями. Мог выдерживать любую нагрузку, не боясь повредить себе - его выносливость была почти бесконечной. Как у всех бессмертных. Но на солнце выходить он все-таки не мог.
- Аллен, мы должны что-то с этим сделать!
- С чем, с этим?
- С ним, с этим парнем.
Гэбриэл поднял голову от приемника. Посмотрел на Кевина. В углах рта притаилась злая усмешка.
- С какой стати? Только потому что он прислал какое-то дурацкое письмо?
- Но ведь он же это сделает! Как, неужели тебе все равно?
- Во-первых, уже сделал. Если только это не пустозвонство. Во-вторых, я бы на твоем месте думал бы о том, что он сделал тебе.
- Но это ребенок? В чем виноват он?
- А в чем виноват ты?
- Что я? В конце концов, я должен благодарить его за все это. Я здоров. Я никогда себя так свободно не чувствовал. У меня есть друзья, которые не смотрят на меня, как на калеку - впервые в жизни! У меня есть тысяча лет жизни впереди. Это же дар Божий!
