— Откуда у них такой фанатизм?
— Они защищают родину. Семьи. Жилища. Землю.
— Ну, положим, земля им не принадлежит. Земля там колхозная. У русских крестьян во владении только один огород. Совсем маленький. У них нет понятия: моя земля. Того корневого чувства, которое в народе все скрепляет.
— Ты ошибаешься. Иначе бы они не сражались до последнего патрона.
— Так вот, потом мы узнали причину, почему тот мальчишка так поступил. Днем раньше какой-то ублюдок из нашего взвода изнасиловал его сестру. Вот он и отомстил. Мы потом узнали, кто это был. Командир роты приказал помалкивать, хотя сам ему потом спуску не давал. Поручал самую грязную работу. Во время взрыва гранаты его почти не задело. Отделался легкими царапинами. За него расплатились другие. Что и говорить, этого маленького русского ивана можно понять. Как бы ты сам поступил, если бы твою сестру или девушку…
— Жаль, — Бальк задумчиво покачал головой.
— Ты о чем? — Нойман снова, поморщившись, поправил ноги, стараясь лечь на бок.
— Жаль, что тот русский мальчик не успел бросить вторую гранату, — неожиданно сказал Бальк.
Они не разговаривали несколько суток.
В августе стали поступать тревожные сообщения. Оставлен Белгород, Орел, Хотынец… При упоминании Хотынца и Жиздры фузилер Бальк вздрогнул. Значит, позиции его полка прорваны и что с товарищами, защищавшимися на Вытебети, неизвестно.
— Ничего нельзя понять, — пожимали плечами раненые, сгрудившись у радиоприемника, стоявшего на столе рядом с портретом фюрера.
— Эти болтливые кретины из Министерства пропаганды…
— Наступаем мы или уже нет?
— Скоро узнаем.
И действительно, вскоре санитарные эшелоны, прибывающие с Востока, начали привозить тысячи раненых, искалеченных и умерших в дороге. Эшелоны прибывали из-под Харькова и Чернигова. Раненых сортировали и разбрасывали по госпиталям. Несколько человек привезли и к ним.
— Они постоянно бросают в бой свежие части! — рассказывали вновь прибывшие.
— Нашу Сто девяносто восьмую просто вышвырнули из Белгорода!
— «Восемь-восемь», которую мы прикрывали, подожгла пять русских танков! Шестой сровнял с землей все три пулемета и разбил первым же осколочным снарядом нашу противотанковую пушку. Русский тяжелый танк искромсал позицию осколочными снарядами, отутюжил гусеницами. Трупы артиллеристов невозможно было отделить от земли.
— Там был настоящий ад.
— Мы заняли траншею в полукилометре западнее и нам объявили, что если мы и здесь не удержимся, расстреляют каждого десятого. Просто построят и — каждого десятого…
