Решение было с этой минуты принято, и Петр Иваныч с удовлетворением почувствовал, что ему стало на душе немного легче. Действительно, пагубная неясность была отринута в сторону, и ситуация начала помаленьку разглаживаться, выравнивая с каждой минутой наросшие за ночь холмы и заостренные вершины, переводя их в разряд плоскогорий, а порою и равнин. Через час он выпил все же чаю без всего, бултыхнув вовнутрь стакана лишь ложку меда, оделся и уехал на стройку.
Это был понедельник, и первая машина с раствором, как всегда, запаздывала. Поэтому Петр Иваныч, сидя в своей поднебесной кабине в ожидании первой «вира», мог спокойно по второму разу прогнать случившийся с ним кошмар и попытаться по новой расставить знаки жизненного препинания вперед и назад. Если не считать разместившегося по соседству Всевышнего Господа Бога, до которого, впрочем, в жизни Петра Иваныча всегда был надежный недолет, то свидетелем окончательно созревшего на верхотуре важного решения был лишь он сам, пострадавший крановщик Крюков, глава семьи, положительный человек, отец, дедушка и муж. А вердикт его был таким — кто-то обязательно должен за это заплатить: лучше всего, сам Славик, главный в этой позорной истории негодяй, если, конечно, он имеется на белом свете и досягаем до правосудной руки. Если нет, то, значит, кто-то другой, но кроме Зины. Зина по результату получалась последней из виноватых и пострадавшей — так Петру Иванычу было удобней решать. А что не сказала про свое падение ко времени бракосочетания, то это из-за любви к Петру, к его спокойному будущему счастью и счастью будущих детей. Точка!
К этому времени подвезли раствор, и к ужасу своему Крюков сообразил, что других кандидатов на месть просто не существует в природе, если насильник окажется в неизвестности, а Зина не при чем.
Ну, там не месте посмотрим, — подумал он, накладывая тормоза на привод подъема башенного крана, — решим по ходу действия. — Поддон с раствором оставался висеть в воздухе, а снизу матерился прораб Охременков, что, давай, мол, Иваныч, «вируй», хули встал-то?
А может, кинуться на хуй вниз и убиться? — подумалось ему, когда он спускался вниз к земле. — Пока высоты не потерял, чтоб разом и конец делу, а?
Но глянув с надземной отметки по направлению спуска, Петр Иваныч передумал, разум победил, да и страх животный роль сыграл, помог уберечься, и он деловито продолжил возвращение от поднебесья, потому что теперь дневные его жизненные планы никак не совпадали с утренними, они теперь были отдельно от стройплощадки, Зины и даже от самого Петра Иваныча Крюкова, машиниста башенного крана, а если короче — крановщика.
