В этот момент в зал неслышно вошел посыльный. В руках у него был поднос с небольшим свертком, который он тотчас вручил судье:
— Это срочно, ваша честь!
Председатель торопливо развязал бечевку и обнаружил длинный черный шарф и записку, нанизанную на острие кинжала. Прочитав короткое, написанное по-английски, послание, он побледнел и, обратившись к Бессребренику, произнес изменившимся тоном:
— Вы продолжаете утверждать, что никого здесь не знаете и ни с кем не поддерживаете никаких связей?
— Клянусь вам в этом!
— Если так, соблаговолите прочесть эту записку. Она — неопровержимая улика против вас!
Взглянув на послание, Бессребреник вскрикнул удивленно.
— Прошу прочитать это вслух! — потребовал судья.
Бессребреник повиновался:
— «Под страхом смерти председателю верховного суда предписывается незамедлительно выпустить на свободу капитана Бессребреника».
Судья заявил с достоинством:
— Точно таким шарфом была задушена герцогиня Ричмондская. И точно такой кинжал был воткнут в стену над ее койкой! Жизнь моя в опасности. Но еще ни один английский судья не отступил перед угрозами, сколь бы они ужасными ни были. Я тоже исполню свой долг!
Он нажал на кнопку, расположенную прямо под рукой.
Вошли сержант с солдатами.
— Отвести заключенного в камеру! — приказал судья.
Похороны. — Последнее прощание. — Шотландская гордость. — Погром. — Без крова и без слуг! — Голод и жажда. — Кувшинчики непентеса. — Утоление жажды. — Люди, более несчастные. — Жертвы голода. — Съедобные цветы. — Под баньяном.
Вне себя от горя, подавленные и одинокие, шли за гробом дети герцогини Ричмондской. Вокруг них суетились какие-то люди, выражая сочувствие. Но легче от этого не становилось.
Простившись навеки с матерью, Патрик и Мери, взявшись за руки и тесно прижавшись друг к другу, стояли в великой скорби у свежей могилы. Лихорадочно блестевшие глаза были сухи: они давно уже выплакали все слезы. На уговоры пойти домой дети отвечали отказом.
— Мери, побудем еще немного рядом с мамой, — сказал Патрик. Сразу же повзрослев, он, поскольку отца с ними не было, обязанности главы семьи возложил на себя.
— Да, брат, хорошо бы побыть нам с ней одним, — согласилась девочка.
Когда присутствовавшая на похоронах публика разошлась, дети опустились на колени и долго и страстно молились, взывая к Божьей милости и обращаясь с трогательными словами любви к матери, словно она могла их слышать. Потом они поднялись. Перед тем, как уйти, они еще раз набожно перекрестились и, снова взявшись за руки, покинули сию обитель скорби и печали.
