Взрослые ругали ребят, которые мешали движению, но дети их не слушали; они не могли оторвать глаз от мальчика, который, казалось, говорил сам с собой:
— … отрядом руководили офицер и сержант, всадники пристально всматривались в даль…
В этот момент одна разодетая синьора второпях споткнулась о ноги мальчика. Она остановилась, смущённо взглянула на него и тихим голосом пролепетала: «Прости, бедняжка». — Затем, пошарив в сумке, вытащила несколько монет и бросила их в чашку, почти скрытую под книгой, которую мальчик держал на коленях.
— Благодарю вас, — сказал он без малейшего заискивания и снова принялся читать. Его пальцы, худые и длинные, легко двигались, перелистывая страницы. Только теперь ребята заметили, что мальчик читал начало рассказа «Маленький ломбардский часовой», который они все хорошо знали. Но читал он его с высоко поднятой головой, не заглядывая в книгу.
— Так читают только слепые! — прошептала Джованна.
— Ты права, он и в самом деле слепой! — тихо произнёс Джиджино. — Для слепых существуют специальные книги с выпуклыми точками на страницах…
Никто больше не решался заговорить, все в смущении смотрели на мальчика, а он даже не знал, что за ним наблюдают. Слепой сидел, забытый, среди шума столицы. Толпа проходила мимо, не обращая на него внимания, а он продолжал читать.
Теперь уже вся публика покинула театр, и шестеро ребят очутились перед мальчиком одни. Испугавшись, что он заметит их присутствие и обидится, дети молча пересекли улицу и уселись на парапете, как раз напротив слепого.
Машины, автобусы и прохожие порой заслоняли мальчика, а от уличного шума дети не слышали его голоса, но этот голос всё ещё звучал у них в ушах; они видели, как шевелились губы мальчика, как скользили его руки по страницам книги, которую он продолжал читать, весь захваченный рассказом.
— Обидно, такой же мальчик, как мы, а слепой… — пробормотал Джиджино.
— Да, очень жаль, что бывают слепые, — тяжело вздохнув, сказала Джованна.
Двенадцать ног, оцарапанных и грязных, свисали с парапета; на двенадцать рук опирались упрямые подбородки; двенадцать взволнованных глаз смотрели на слепого.
Уже смеркалось, но ребята забыли всё: игры, шалости, время… Они очутились перед лицом чудовищной несправедливости, которая была могущественнее их. Дети болезненно ощущали своё бессилие и не знали, как помочь горю.
Но что это? Старуха, одетая в чёрное, словно вышедшая из мрака, стояла перед слепым и трясла его за плечи. Тот
