Можно было бы, конечно, использовав удачный момент, броситься на механика. Остальные тоже бросились бы, и кто знает, один или двое остались бы в живых. Даже такой скорострельный автомат не смог пробить бы груду тел.
Сознание собственной ошибки, ненависть, обида — весь этот клубок чувств клокотал во мне, и в эту минуту я ничего не боялся. Но я не имел никакого права провоцировать на гибель других.
Надо было покрутить мозгами, прежде чем сказать последнее слово.
Механик слегка поводил стволом, и как только черный зрачок дула останавливался на ком–либо, тот моментально замирал.
Теплоход шел сам собой, распарывая носом залив. Мы стояли в шести метрах от Ложко на мокрой палубе, почти в линию. Только Валера, хранитель чужой мудрости, ничего не понял. Он шагнул вперед, подняв тяжелую ладонь.
В ту же секунду сухо и резко щелкнули выстрелы. Очередь была очень короткой. Валера попятился, как–то странно отмахиваясь ладонью, с которой капали тяжелые красные капли.
— Я стреляю точно, — хрипло сказал механик. — Идите в носовой кубрик. Или стреляю сразу по всем. Ну!
Он был профессионалом. Хорошо подготовленным, вымуштрованным и лаконичным в действиях. Конечно, он был готов прикончить всех: это его работа.
Все выжидательно посмотрели на меня.
— В кубрик, — сказал я.
Там, на носу, был люк, который вел в междудонные отсеки Через него можно было пробраться к машинному отделению и оказаться в тылу у механика.
Я шел последним.
— Не задерживай шаг, — прошипел механик.
Мы вошли в тамбур носового кубрика под дулом автомата. Затем механик задраил железную дверцу. Через минуту все ощутили, как «Онега» повернула вправо, в сторону открытого моря.
Так… «Kommen wieder…» Он вернулся. Вернулся из прошлого, отделенного от нас двадцатью годами. Из эпохи войны. Ему еще нет тридцати, но он оттуда. Такова его профессия.
— Кто ему дал право стрелять в живых людей? — сказал Прошкус.
— А ты не понял? — спросил Кэп. — Эх, проморгали мы птицу. Но как ловок, гад! Как хитер.
Сидя на трапе, он перевязывал Валере простреленную ладонь обрывком полотенца.
— Надо было сразу кинуться. Эх, черт…
Валера, морщась от боли, размахивал здоровым левым кулаком. Леша Крученых и Ленчик хмуро посмотрели в мою сторону. Это ведь мой окрик заставил ребят остановиться.
— Сразу бы!
— Получили бы пяток пуль в живот, — сказал Кэп, затягивая узел на перебинтованной руке.
Из всей команды он был единственным, кто понюхал пороху. Его авторитет не вызывал сомнений.
