Ночной мотоциклист. Сети на ловца. Тринадцатый рейс | страница 151
Дизель грохочет на максимальных оборотах. Капитан включает носовую лебедку, и цепь, натянувшись как струна, встает из воды. «Онега» подтягивает себя к якорю, вцепившемуся в грунт. Со скрежетом, перемалывая песок, теплоход ползет по мели, сантиметр за сантиметром приближаясь к спасительной глубине.
Лицо Кэпа становится красным от волнения. Поскрипывает цепь. Задний ход. Винт размывает песок под днищем. Реверс. Полный вперед. Еще десять сантиметров. Вперед–назад, вперед–назад.
Но вот движение «Онеги» ускоряется. Она переваливается с боку на бок, словно утка. Под днищем нет сплошного грунта — только «ребра» песчаных наносов. Наконец глубина… Легкая бортовая качка от волны.
Кэп утирается рукавом, царапая щеку шевронами.
— Ну, где там Ложко!
«Дюралька» показывается из дождя, за ней, словно плавучая мишень, скользит оранжевый буй.
— Забрось правее! — кричит капитан в мегафон. — Ох, и раскатаю я управление пути… Вот ты, Петровский, — неожиданно напускается он на Валеру, — все выдающиеся мысли записываешь, а ты в газету напиши, продерни этих «уповцев»!
— А что! — вдохновляется Валера и заглядывает в блокнот, — Можно эпиграф подобрать. Например: «И всех больнее раним мы того, кого на деле всех нежнее любим». Из Гёте.
— Это ты о чем?
— Ну, про «уповцев». Они должны о нас заботиться, так сказать, любить, и в результате…
Тонкая мысль ускользает, как угорь, и Валера растерянно поводит из стороны в сторону своими окулярами.
— Ты, Валера, в масштабе «Онеги» голова! — язвительно замечает Леша.
Шлюпка уже повисла на талях. Механик — я вижу его крепкую шею — вращает рукоятку лебедки. Плащ он положил в «дюральку», на банку.
Винт, почувствовав глубину и простор, работает мощно и вольно. Сейчас все решится, сейчас. Целая неделя поисков, ошибок, переживаний привела к решающему шагу.
Команда снова собралась в рубке.
Механик склоняется над шлюпкой, сворачивая плащ в узел.
Я слежу за ним из–за приоткрытой дверцы. Чайка проносится над моей головой, заставив вздрогнуть.
— Не надо заворачивать, — говорю я, осторожно подойдя к Ложко. — Хотелось бы взглянуть на икону.
Он не вздрагивает. Только спина изгибается, и каждая мышца проступает под натянутой тельняшкой.
Выдержка у механика завидная. Нет, речь идет о чем–то более значительном, чем четверть миллиона. Преступник, проявивший столько хитрости и хладнокровия, должен обладать более дальним прицелом.
Но каким?
Он слегка поводит плечами, как будто завязывая что–то под плащом или соединяя какие–то разрозненные детали.
