– Что они здесь делают? Это же просто ужас, – негодовала я. – Надо было произвести задержание и обыск прямо на улице, заполнить на месте необходимые бумаги и отпустить.
– Наши задержали так много людей, что бланки закончились. Остальных пришлось доставить сюда.
Мерсер подошел к задержанным, поздоровался с ними и каждому лично принес извинения за возникшие недоразумения.
– Подлизываешься? – съехидничал Майк.
– Я спросил, есть ли среди них добровольцы. Вообще они не обязаны. Один из врачей согласился, – сказал Де Гроу, показывая мне единственную ватную палочку в пергаментном конверте. – У остальных нет настроения.
– Мерсер, может, ты тоже рискнешь? – спросила я. – Просто для проформы?
– Нехорошо, мисс Купер, – сказал тот. – Я и так прилагаю все усилия к тому, чтобы генетические данные в нашей базе были пополнены. – Он снова спросил собравшихся, не желает ли кто-то сдать слюну для пробы.
– Где этот Тедди?
Де Гроу показал в дальний конец помещения.
– Он должен быть там, если только не выбросился из окна. Полегче с ним, он еле держится.
Теодор Крун сидел сгорбившись, уронив голову на руки. Услышав, что открывается дверь, он посмотрел на нас. Худое бледное лицо было мокрым от слез, рыжеватые волосы взъерошены. На штанах и на рубашке виднелись пятна крови.
Увидев Майка Чэпмена, он стал причитать:
– Я до всего там дотрагивался, детектив! Я ничего не мог с собой поделать! Я не знал, как мне поступить…
– Все нормально, приятель. Другого от вас никто не ожидал.
– Но мои отпечатки должны быть по всей квартире. Я хотел проверить, жива ли она, я развязал ей руки. Я… я даже взял в руки нож… Я все написал, как вы просили.
Тедди протянул Майку несколько листов бумаги.
– Прежде всего идите в туалет умойтесь. Если вы не успокоитесь, все будет бесполезно. Это Александра Купер. Она из прокуратуры. Я бы хотел снова обговорить все детали в ее присутствии.
– Теперь ты понимаешь, что я имел в виду? – спросил он, когда Теодор Крун вышел. – Форменный сопляк. Он не способен на убийство.
От выдержанности и учтивости Майка, которыми он славился в девяностые, теперь не осталось и следа.
– Прекрати так разговаривать – ты знаешь, это меня бесит. И что, если я права и Эмили не была изнасилована?
– Я понимаю, что ты устала. Но меня не изменить, дорогая. Ты тоже знаешь, что у меня злой язык, но внутри я мягкий, как масло.
– Тебя послушаешь – ни в какую мягкость не верится.
– Я тебе не говорил, что мой двоюродный брат Шон женится в июне? Я буду шафером. А невестой будет парень, которого он встретил в Ирландии, когда играл там в футбол. У меня двадцать два двоюродных брата, и по крайней мере пять из них геи. Если тебе это не кажется заслуживающим внимания, пожалуйста. Ты ведешь себя, как моя тетка, которая без остановки перебирает четки и старается себя убедить, что такое могло случиться в какой угодно семье, но не в нашей. Ты серьезно хочешь сказать, что я должен воспринимать Тедди как подозреваемого?
